Исповедь – и не шепотком уже, не sotto voce*, а в полный голос, продолжалась. Похоже, и падре, и профессор про Скиннера попросту забыли, а тому становилось все более неловко... как Восьмой ни старался не слушать отнюдь не тихие речи исповедника и кающегося грешника, (хоть на покаяние рассказ сеньора Трильи не слишком походил... точнее, походил меньше всего... ладно, не походил совсем), законы физики – акустики то есть, явно противоречили правилам морали – бывшему штурману с его теперешнего места все было отлично слышно.
Рэймонд уже всерьёз обдумывал возможность отъехать подальше... да хоть вперед, к витражу... то есть к алтарю, под предлогом того, что свечку надо поставить – за здравие, за упокой и святому храма... да впрочем, и не предлог это даже, просто привычная рациональность: раз угодил в церковь – надо уж сделать что положено. Но… с места он не сдвинулся, потому как боялся сбить настрой верующих, ведь исповедь, в какой бы форме она не проходила – штука тонкая, будут тут всякие ездить мимо туда-сюда, собьётся же атмосфера доверительности. Так что лучше, тактичнее и правильнее, все же сидеть ровно на своём месте и лишних движений не совершать, лишних звуков не издавать… и вообще, не отсвечивать, да.
Глаз Восьмой по-прежнему не поднимал, подушечки рэевых пальцев соприкасались, кисти, сложенные домиком, прикрывали нос, рот и подбородок, а потому скрыли бы и легкую усмешку, только собравшую мелькнуть на губах Скиннера от воодушевляющих слов святого отца:
– Я уверен, что ты встанешь, сын мой.
О, конечно, всё правильно… задача церкви – утешать и поддерживать веру… не только в Господа, но и в благость его деяний, а значит, в добрый исход любого дела. Всё логично и закономерно… Рамон ещё не потерял надежду, ещё жил по принципу агента свет-Малдера – «I Want to Believe».
Блажен, кто верует, тепло ему на свете, – в очередной раз припомнил строку русского классика Восьмой, скрывая за ресницами уже, во взгляде проявившийся на миг сарказм, слабый, но тем не менее. – Меня сей суровый падре едва ли утешил бы так легко… для меня уже верна и действительна лишь первая часть девиза – «Хочу». Хочу – и добиваюсь, чего хочу, а вопросы веры… ну их, вместе с ответами. Изверился я… возможно, в силу характера, изверился слишком легко и быстро. Тот самый случай, когда горе от ума: знаешь, что при нынешнем состоянии медицины встать тебе не особо светит – и не слишком веришь уже, даже при самом горячем желании. Ясное дело, это не священника проблема, а моя, но… поскольку к исповеди и любым другим церковным делам (окромя разве свечки поставить) я сейчас и покуда причастен только как вольно… то есть невольнослушатель, то проблемы и вовсе нету, как таковой, ни у кого.
– Но берегись и следи за собой, чтобы гордость и смелость, которые звучат в твоем голосе, однажды не превратились в гордыню, – по долгу службы предостерёг сеньора Трилью слуга господень, и усмешка, надёжно так спрятанная в тени густых и длинных скиннеровских ресниц, блеснула более явно.
М-да-а… – хмыкнул про себя Рэймонд, – вот с этим у нас, горделивых, понимаешь ли, шотландских горцев, и вовсе тяжело по праву рождения… горды так, что аж в пословицу вошли, да и со смирением как-то уж вовсе туго. Не смиряемся, хоть кол на голове теши.
Ужасно, должно быть, но гордыню Восьмой страшным чем-то не считал. У него вообще сложилось весьма терпимое отношение к так называемым грехам, и совсем не потому, что сам он был неким великим грешником и прощал в первую очередь себя… просто ошибки, которые назывались этим пугательным словом, несли наказание сами по себе, в себе, самим фактом своего совершения, собственно. Единственным настоящим грехом в их семье считалась неблагодарность… и. судя по тому, что слышал Рэй, Рамон Трилья этим отвратительным качеством не страдал…
Месть? Что ж… отомстить врагу тоже не грех. – Как уже было сказано, всепрощение христианское явно Скиннера не отличало, притом, что прощал он относительно легко. Но есть вещи, которые спускать нельзя, – так он считал. – Господь, возможно, обидчиков и накажет, да только сподобиться на это может уже не при жизни обидчика. Господу-то торопиться некуда…
А вообще… если совсем честно, интересно было послушать. Про мафию в целом Скиннер знал не больше любого другого европейского обывателя, не слишком любящего кинодетективы, и за-ради общего развития читавшего классический роман Марио Пьюзо. Недавно собравшись написать очередной, приснившийся ему в готовом виде фантастический роман, Рэймонд вынужден был временно отложить стóящую задумку по причине острой нехватки знаний об изнанке криминального мира – не хотелось гнать совсем уж пургу. А тут, как-никак – живой мафиозо, даже более чем знакомый, рассказ, что называется, из первых рук, не интернетная солянка.
____________________________
*вполголоса (ит.)
Отредактировано Рэймонд Скиннер (03-03-2013 20:49:05)