Знаете, каково это, когда вы с титанической выдержкой, но хрупким внутри стержнем контролируете себя, контролируете свой взгляд, свои действия и речь, пытаясь задавить настоящие эмоции?
Эжени всячески пыталась скрыть улыбку, но тщетно – она появлялась на губах, замирала в уголках в самый неподходящий момент: когда мужчина вошел, излучая радость, когда взял градусник, пытаясь спокойно выждать время, когда спросил, сгорая от нетерпения, как нашкодивший мальчишка. Мадемуазель Бланш восхищалась тем, что его внутренние свойства строго гармонировали с его наружностью. Достаточно одного наружного осмотра мужчины чтобы составить себе мнение о его духовной стороне.
- Мне определенно нравится Ваше настроение, месье Скиннер.
К нему приближалась миниатюрная брюнетка, в белом халате, скрадывающем очертание стройной фигуры. Черные локоны обрамляли миловидное лицо, тонкую шею, хрупкие плечи. Эжени старалась не стучать каблуками, не привлекать к себе чрезмерного внимания, но не получалось – и каблучки стучали, и накрахмаленный халат слегка поскрипывал, и женщина улыбалась, словно Рэймонд поделился с ней своим сиянием. Она помнила его другим..

Во время наркоза время и ощущения смазываются. По телу распространяется теплая волна, ее можно сравнить с растворением акварельной краски в стакане с водой при промывании кисточки. Неинтенсивное, легкое. Онемение наступает незаметно. Секундная стрелка медленно ползет, минуя каждое деления. Вокруг замкнутая бесконечность. Лабиринт, в котором ни за что не заблудишься.
Помимо помощи хирургу, вовремя и быстро обеспечивая необходимыми инструментами и материалами, наблюдала за состоянием пациента. Ловила малейшее вздрагивание уголков губ, и век. Следила за показаниями приборов, проводила пальцами по его руке, совсем легко, едва ощутимо. Правду говорят: если в ровный, отлаженный механизм часов забьется кривая шестеренка, то часы, как ни старайся, будут давать сбой. И даже если изъян - это всего лишь мелкий песок, все равно, раз за разом стрелка будет отставать все больше и больше, постепенно увеличивая отрыв от реальности. Человеческий организм устроен почти так же. Если ему повезло изначально быть идеально отлаженным, со временем в «шестеренки» могут сбиться или сломаться, расшатывая идеальный баланс созданный природой.
Все получилось. Все прошло успешно. С остальным справится сам Рэймонд и время.

- Температура нормальная, с чем я Вас и поздравляю, - мягкая улыбка согрела губы. Множество браслетов звякнули, когда Эжени убирала градусник. Она не любила яркие украшения, считала их вульгарными и безвкусными, но не могла отказать себе в удовольствии украсить тонкое запястье множеством колечек, разного размера и диаметра. Для кого-то это было безвкусным, если брать в расчет возраст женщины – вчера, 10 декабря, ей исполнилось 29 лет.
- Можете идти, только вспомните как-нибудь, что Вы мне обещали, мсье Скиннер. Вспомните. И, да, простите... я совсем позабыла представиться. Если Вам угодно, называйте меня Эжени.
Вовремя вспомнив о существовании общего этикета, она спешно представилась, безупречно вежливо склонив черноволосую голову. Приятно бархатистый женский голос говорил очень легко и без малейших намеков на хоть какие-то отрицательные эмоции, Эжени не отводила льдистый взгляд. В нем понемногу просыпался смех, задор и губы тронула улыбка.
- Танец. Вы мне обещали танец. Я буду ждать, мсье Скиннер.

Отредактировано Эжени Бланш (08-04-2013 14:37:31)

Существуют на земле люди с неброской, вполне банальной внешностью. Они не стремятся привлечь к себе внимание окружающих сколько-нибудь развязным жестом. Их физическая красота не вызывает зависти, поведение не назовешь дерзким, нравы – скандальными, а характер – излишне въедливым. Их лица кротки и искренни, губы и веки тонки. Их ясные взгляды можно читать, как открытую книгу, они прозрачны, словно ключевая вода, которая брызжет веселой струйкой в солнечных лучах.
В обществе они не вмешиваются в разговор, а отвечая на вопрос, всегда говорят негромко и немногословно. В них нет ничего яркого, и общение с ними лишено особого интереса. И, однако, есть в них одна черта, имя которой – одухотворенность. В этих людях столько одухотворенности, что они практически не оставляют после себя никаких следов. От из них иногда веет запахом старой книги – или, по крайней мере, запахом, свойственным старинным книгам, рассыпавшимся в прах. Некоторые из них припоминают фрагменты песенок-считалок – припоминают их обрывки, хотя давно забыли всю мелодию. Они отбрасывают слабую, почти прозрачную тень – даже в тот час, когда заходящее солнце растягивает по земле все тени.
Они знают историю, но даже не думают этим бахвалиться. Они держат язык за зубами и передвигаются с места на место не чаще, чем папоротники и цветы. На самом же деле общение с ними очень приятное.

Эжени была именно таким человеком. С небольшими отступлениями от текста. Простые вещи могут тронуть до глубины души. Задеть ту самую глубоко запрятанную струну. Самую тоненькую, но самую звонкую. Звон тихий, еле слышный, но вибрации от него чувствует все тело. Каждая жила напряженной мышцы.
-  Приятно, знать, что, Вы, не отказываетесь.
Фраза, разобранная на отдельные слова, как бусины, нанизанные на нить, разрозненные и рассыпавшиеся с тихим стуком. Мягко, тихо, обволакивая мужчину своей спокойностью и умиротворением. В кристальном льде глаз отражалась улыбка - чистая, изумляющая своим наличием при столь... деликатном разговоре. Женщина взмахом ладони откинула вьющуюся паутинку волос, присела на стул, и тихо выдохнула. Стоять больше не было сил, да и так, сидя напротив мужчины, можно было смотреть в его глаза.
- Вы и не могли помнить, месье Скиннер. Вы отходили после... м-м-м... операции. Вы улыбались и иногда говорили. Шептали, кого-то звали, о чем-то очень сожалели. И вот тогда были произнесены эти слова.
Она хотела быть многословной с ним, ведь такие реакции редкость. Эжени могла смотреть прямо, без вызова вторгнуться на чужую территорию, могла смотреть снизу вверх, умела слушать людей. Темноволосая женщина отдала бы многое за возможность проживать каждый день так, как сегодня. Столько искренней радости, позитива, и... чуда? Именно чуда. В сидящем напротив мужчине этого «чуда» было хоть отбавляй, на всех хватит.

- О, мсье Скиннер, очень легко отказаться от своего счастья. Достаточно только закрыться на секунду, посмотреть в другую сторону, надумать лишнее и все, улетела птичка.
Случается, что все рано или поздно оказываются лицом к лицу с переломным моментом, который необходимо поймать и удержать, с роковым мигом, грозящим перевернуть всю жизнь, с мгновением, когда необходимо поставить на кон саму жизнь. В эти минуты мы иногда принимаем решения, которые потрясают нас самих, приоткрывая такую часть души, какой мы до тех пор и не подозревали в себе.  Эжени знала, о чем говорит. Знала, как это бывает.
- Как Вам удобнее? Я согласна на любой из вариантов.
Сеточка живых, подвижных морщинок собралась в уголках льдистых глаз, скользнувших по Рэймонду слегка лукавым взглядом. Бланш на секунду закрывает глаза, перед которыми плывут мысли. Одна за другой, медленно, чтобы со всех сторон можно было обдумать, рассмотреть, понять и принять. Она не исключала, что мужчина наблюдает за ней. Но играть роль супер-леди не хотела, и строить иллюзии, выдумывать роли – тоже. Она такая, как есть.
- Хотите чай с пирогом? Сегодня утром принесла одна пациентка и моя хорошая знакомая.
Эжени негромко рассмеялась, вопросительно изогнув тонкую бровь. Женщина поднялась, поправила пальцами халат и, сделав приглашающий жест рукой, открыла дверь в другое помещение. Через коридор, прямо напротив, в другую комнату, более живую и теплую, в которой нет стерильности и белизны. В ней преобладали только персиковые оттенки, уютные кресла и приятный полумрак. На столе стояли чашки, пузатый чайник, блюдо с румяным пирогом и блюдце с двумя кровавыми вишневыми косточками. В искусственном освещении эти предметы выглядели натюрмортом и нарушали порядок медицинского учреждения.
Сквозь окно и ветви деревьев проникал зимний солнечный свет, он причудливо изменялся, становился то приглушенным, то внезапно снова ярким. Он бликами оживал в прядях черных волос, отражал правильные черты женского лица, открывал взгляду  прозрачность голубых глаз.
- Вам понравится, она чудесно готовит, а уж как выпекает... м-м-м...
Мадемуазель Бланш ничуть не лукавила. Пирог и правда был изумительным, еще теплым и слегка кисловатым. Все так, как нравилось черноволосой женщине -Эжени не отличалась любовью к сладостям. Льдистые глаза, как и деликатное внимание, вернулись к мужчине. Сейчас только ему решать оборвать встречу или принять приглашение, отведать ароматного чая и просто приятно поговорить.