На испанском Блэр умел только ругаться, говорить "ми каса — ту каса", то бишь "мой дом — твой" и заказывать острющую мексиканскую еду в забегаловках где-нибудь в Аризоне, где проще сказать что-то на испанском, чем объяснить едва перешедшей границу нелегалке на английском, что ему нужно. Потому общение с местными в жаркой Колумбии сводилось в основном к активной жестикуляции. Нельзя же было третировать переводчика ради каждого разговора с обслугой не самой звездной гостиницы. Ругаться его научили добрые амигос за бутылкой текилы все в той же Аризоне, года четыре назад, на что-то большее их доброта не распространилась.
Когда на раскопки сунул нос один из местных и начал что-то быстро вещать на своем, вращая глазами и махая руками, у Блэра чуть голова кругом не пошла.
Местный, мужчина лет под пятьдесят, с длинными, побитыми проседью волосами, в пыльной рубахе и с выглядывающим из-за ворота куском татуировки, говорил и говорил. В глазах его Блэр заметил проблески животного какого-то страха.
— Он говорит, что вы не можете здесь копать, - сказал подошедший переводчик. — Что можете навлечь гнев... Он сбивается на какое-то индейское наречие, я его не понимаю.
Блэр нахмурился. То, что местный - из индейцев, он понял по внешнему виду. Да и подобные товарищи встречались ему то и дело. Знать обо всех суевериях всех коренных населений невозможно, но все они всегда шли по одной накатанной дорожке. Тут копать нельзя, там копать нельзя, духи взбунтуются, всем вам и нам будет плохо.
Сколько бы таких местных ему не встречалось, мурашки по коже все равно начинали бегать. Вроде бы, с годами должен был выработаться иммунитет к городским и не очень сумасшедшим, но нет. Даже самовнушение иногда сбоит.
— Скажи, что ему тут нельзя находиться и пусть кто-нибудь уже уведет его отсюда, а? - обратился Данн к переводчику. — Он мешается.
Мешается и нагнетает страху.
— Данн! Мы, кажется, нашли что-то, — окликнул его один из товарищей по экспедиции.
Отошел, называется, за водой, столкнулся с местным, пропускает теперь самое интересное. Блэр махнул рукой переводчику и, переключая внимание с нагнетающих аборигенов, направился смотреть, что же там обнаружено.

— Кувшинное погребение, — Блэр осторожно прикоснулся к глиняному сосуду. — Как бы Вайю не предъявили права...
Сразу вспоминался индеец, сразу вспоминалась автономия племени индейцев-гуахиро. А в том, что найденное захоронение относилось к этому племени, сложно было сомневаться. Из местных в кувшинах своих хоронили только они. С индейцами же всегда все не так просто, они большие любители защищать свое.
Кувшин все равно первым делом нужно было направлять на экспертизу хотя бы в местный музей. Примерными прикидками в их деле обходиться никак было нельзя.
Зато возбуждение от находки перебило всех суеверных мурашек на коже.

Блэр был полностью поглощен находкой, бормотал что-то про обычаи всех индейцев араваки вместе взятых, обсматривал кувшин со всех сторон, едва не трясся над ним. Даже на делегацию монахов он не сразу обратил внимание.
Седовласый монах говорил о волнениях в поселениях. Блэр вышел вперед.
— Мы тоже все понимаем, — кивнул он. — Сталкивались.
Он переводил взгляд с одного монаха на другого, пытаясь понять, чего именно они хотят. Среди церковников тоже бывало немало фанатиков, но индейские мощи их, по идее, не должны были волновать.
По лицам тех монашков, что помоложе, сначала пробежала тень беспокойства, а следом и вовсе, кажется, паника.
Блэр провел тыльной стороной ладони по лбу, отирая пот. К жаре он привык еще с детства, а городской новозеландский раскаленный ад и в сравнение не шел с теми же температурами на природе, но все равно приятного было мало.
"Этого еще не хватало", — подумал он, снова бросив взгляд на монахов у края раскопок. С таким интересом и обеспокоенностью, относящимися к индейскому захоронению, их уже впору было клеймить ересиархами. Волновала-то монахов всяко не сохранность кувшина.
— Послушайте, - обратился он к пожилому монаху, — если Вы хотели нас предупредить о местных, то незачем, мы привыкшие, — Блэр устало улыбнулся. — Спасибо за беспокойство. Если же они тревожат вас, то... Ну, это не в нашей компетенции.
"И не наше дело", — додумал он, разводя руками в стороны. Грубить монаху не хотелось, но после целого дня, проведенного в таких условиях, да еще и с имеющимися куда более интересными делами, с языка сорваться могло что угодно. А впереди еще транспортировка кувшина в ближайший музей. Наемным-то грузчикам нельзя доверять, для них одной трещиной на сосуде больше, одной меньше — без разницы.

Не закатывать глаза на каждое второе слово монаха Блэру удавалось с большим трудом. Да, конечно, они ж тут не бойцы невидимого исторического фронта, они ж варвары, разграбляющие могильники. Испокон веков церковники были твердо уверены в том, что они-де знают все и вся лучше других, только им открыта истина и позволено жечь неугодных на кострах. Но обычно им дела не было до того, от чего нельзя отхватить свой кусок пирога.
"Убивали и за меньшее" — вовсе можно было расценить как угрозу. В головах у фанатиков сам черт сломит ногу.
— Спасибо за предупреждение, — процедил Блэр. — Как-нибудь разберемся.
Конфликты с местным населением не так страшны, как конфликты с церковью.
"Шаманка, значит", — думал Блэр, проводя церковника взглядом и скрещивая руки на груди. И все-то этим монахам известно. А лежит там в позе эмбриона, поди, вообще какой-нибудь мужик.
Блэр уже было развернулся, чтобы переброситься парой шуток с коллегами на тему, когда к ним подбежал молоденький монашек. И вот после его слов Данн смешка сдержать не смог. Если бы все россказни местных можно было бы принимать на веру, то миру науки уже давно пришел бы конец.
— Держали бы подальше детей от скриптория, чем мешаться, — высказался Блэр, глядя вслед названному Севастьяно монашку. — К Киприановой вечере, небось, не подпускают, а как такие сказки читать — всегда пожалуйста. Ну что за детский сад?
Он покачал головой, сунул руки в карманы.
— Бог с ними, не они первые, не они последние. Дел еще куча. Духов, например, пора освобождать.
Обфыркать он обфыркал, да только мурашки на момент стадом вернулись на темную кожу. Столько лет себе доказывать, что все суеверия легко объясняются (и объяснять), а потом дергаться из-за подобной ерунды — это совсем не дело.

Отредактировано Блэр Данн (13-06-2013 08:50:09)

— Мииигель, ты меня укачал, — белый, побитый ржавчиной и годами нещадной эксплуатации амбассадор остановился у обочины. Альдо, в белой длинной очень тонкой рубашке с белой же вышивкой по горлу, светлых льняных брюках, шлепанцах и плетеной шляпе, капризничая, вылез из машины и бодро защелкал фотоаппаратом, мигом забыв о всех жалобах.
— Какие краски, какая красота, ой, какая птичка, ой, какая бабочка, ой, какой жучок, какой листик. А змеи, здесь есть змеи? — рот его не закрывался ни на секунду.
Турагент-проводник, несмотря на всю присущую и его нации импульсивность, не успевал и слова вставить, и уже устало прикрывал веки.
Видоискатель же шарил по окрестностям, жадно считывая всю новизну. И монахов, и далекий монастырь, и раскопки, и местных работников, и иностранных специалистов, и опять лианы, джунгли, фауну.
— Это что, раскопки? Как здорово! А что копают? А монахи настоящие? А им не жарко? О, какого все цвета. Я так люблю миссии в диких местах. Миииигель, чего ты молчишь? Ты должен мне все рассказывать. Пойди, узнай, кто ведет раскопки. Нет, стой, дай мне водички, так жарко. А еще веер. Это что, гроза будет? Так это кто, америкосы ведут раскопки? А почему тебя давно не было слышно? Я так обожаю твой креольский акцент. А монахи на каком языке тут говорят? А до монастыря еще долго? А кто тут в джунглях водится? У меня батарейки кончились, достань в сумке еще. Спасибо, дорогой. А дорога дальше такая же ужасная? А почему миссия нормальную не сделает? Так что с раскопками? Что нашли? А посмотреть можно? А чем так воняет? Случайно в серную жилу воткнулись? Я в Исландии был, там так же воняло.
Как он тут оказался? С неделю назад певец решил съездить на карнавал в Рио. У каждого есть такая мечта, а он мог уже себе это позволить, отдыхать тоже надо, перерыв в гастролях это позволял. Так что белоснежный боинг перенес Альдо в душную жару Бразилии и окунул в  фейерверк буйного Рио, готовящегося к ежегодному празднику плоти и сальсы. Пока до карнавала было время, певец позагорал на бесконечных пляжах Копакабаны, посетил несколько школ танцев, и решил еще поездить по экскурсиям в глубинку соседней страны. На монастырь его соблазнил смуглый и зажигательные гид Мигель, не ведавший еще, что кроме солидного вознаграждения в будущем, он приобретает авантажного и капризного подопечного в настоящем.
— Не, ну тут очень пааахнет, — обмахиваясь веером, раскапризничался певец, и нырнул в кожаное чрево амбассадора, — Поехали дальше, чего стоишь. Потом вернемся.

- Какой милый мальчуган, — восхищенно воскликнул Альдо, когда один из монашков, побелее да помоложе, подскочил к машине и восторженно защебетал что-то, протягивая бурдюк с водой.
Сквозь поднятые стекла автомобиля не было особо слышно, что тараторил юноша, но певец так часто бывал в поездках по экзотическим странам, потому считал, что все понимает и так. Белый цвет кожи, прекрасный профиль, дорогая одежда, ореол богатства и успеха, посланец, сошедший с экранов блокбастеров о хорошей жизни. И это все накладывалось на местные, «дикие» обычаи, например, как в Индии или Китае — дотронуться до белого, и тогда удача в жизни обеспечена. А так же на невинную мечту получить доллар или евро, или жевачку в цветном фантике. Так он перевел для себя речь юноши.
— Мигель, я неизвестно что пить не буду, — продолжая мило улыбаться мальчику, капризно бросил Альдо проводнику, — дай ему евро, и можешь сам все выпить.
Вот уж подхватить инфекцию желудочную певец совсем не хотел, но объяснять местным это совершенно бесполезно, для них-то это их зараза, с которой они сроднились с детства. Так что гид сам подставил свою фляжку, получил освященной воды, и одарил мальца розовой бумажкой*/
Альдо почтительно чуть склонил голову, когда подошел второй монах постарше, ведь ему надо было заручиться благосклонностью жителей монастыря, чтобы осмотреть его, побеседовать с настоятелем. Но этот юноша выглядел крайне недовольным, видимо поведение младшего, и то, что тому дали денежку, оскорбило его. Впрочем, это тоже были интерпретации певца о ситуации, и вполне причиной могло быть что-то другое. Так что Альдо не принимал это на свой счет, ну, вдруг живот у монаха болит. Помахав рукой вслед отходившим юношам, он крикнул Мигелю, чтобы тот ехал в монастырь. Предложив ему, впрочем, спросить у старшего монаха, когда будут проезжать рядом, не подбросить ли его туда же.
__________________
*10 евро.