[audio]http://pleer.com/tracks/563540rTtD[/audio]

Георг спускался по каменистому склону горы. Позади него, за причудливыми изгибами реки, бушевал ветер, норовя вырвать  с корнем вековые дубы. На лысую голову мужчины уже падали первые капли дождя, и путник прикидывал, сможет ли он добраться до своего убежища прежде, чем буря разразится и тут.
  Чуть поодаль, настороженно втягивая холодный вечерний воздух ноздрями, быстрым шагом шёл Азимут - верный спутник Георга. Не раз и не два он выручал своего хозяина, закрывая своим мощным мускулистым телом или сигнализируя об опасности лаем. Хотя мало кто уже из обитателей долины решал рискнуть, и напасть на охотника и его огромного черного пса.

  Сколько времени они бродят по этому миру? Георг не мог дать ответа на этот вопрос. День сменялся ночью, ночь - тусклым рассветом, тот - снова днём... И так продолжалось уже давно. Когда-то мужчина нашёл себе убежище - небольшую пещерку в истерзанном всеми ветрами холме, и теперь ежедневно обследовал окружающий ландшафт - непостижимый и оттого жутковатый. Чаще всего вокруг была пустошь - счахлыми растениями, с кривыми вековыми дубами, истерзанными дождями, ветром и градом, с немногочисленными зверьками, прятавшимися под камни при малейшем движении, с неясными хищниками, державшимися вдалеке. Иногда, проснувшись утром, охотник обнаруживал свой холм посреди джунглей, с опасными змеями и древними храмами, заросшими лианами, под пологом высоких деревьев. Пару раз на выходе из пещеры оказывался заброшенный город - дома из бетона, машины, неспособные более двигаться, обломки неведомо куда сгинувшей цивилизации.
  Но даже самые новые ипостаси Пустоши были смутно знакомы Георгу. "Откуда?" - часто задавал он себе вопрос, пытаясь вспомнить хоть что-то из своего прошлого. Но воспоминания уплывали вдаль, не принося ничего в измученную душу.

  Бегство от бури продолжалось. Георг недавно спустился с очередного пригорка, и теперь бежал по мокрой от дождя земле, почти не обращая внимания на лужи. Где-то впереди нёсся Азимут, подсказывая дорогу лаем. Вот темноту слева расчертила молния, на миг осветив пространство. Секунда - и раскат грома заглушил звуки вокруг. Охотник инстинктивно обернулся туда, заметил неяркий огонь, и... споткнулся. По инерции его тело кубарем прокатилось по земле.
  Спереди послышался приближающийся лай. Мужчина с трудом встал - голова сильно кружилась. Два нетвердых шага вперед - и, вырываемый из тьмы очередным бешеным отблеском молнии, появился пёс. За ним виднелся холм, таящий в себе пристанище.
Собрав все силы, Георг двинулся дальше, опираясь рукой на спину собаки. Азимут взглянул в лицо хозяину и обеспокоенно гавкнул.
- Ты прав, - еле слышно произнёс мужчина. Азимут не ответил, он молча нёс хозяина на спине под шквальным ветром в пещеру, успевшую стать домом.
  Арьергард бури уже настиг их.

  Шторма были нередким явлением, и зачастую они предвещали перемены в округе. Что будет с ним, если он будет застигнут непогодой вне пещеры, Георг не знал, но предпочитал не рисковать, проверяя это. Да и что тогда может произойти с пещерой? Ведь каждый раз шторм менял Пустошь...

  Сухо трещал костёр. За пределами пещеры безраздельно властвовала буря: вспыхивали молнии, дьявольски гремел гром, свет костра иногда выхватывал проносящиеся мимо деревца. Сидящий около костра человек давно обратил внимание, что каким бы ни было буйство природы снаружи, внутри было сухо и относительно комфортно. Словно бы непогода не имела власти над холмом и пещерой.
  Концентрируя все силы на данной задаче, Георг оказывал себе первую помощь - благо, очутившись первый раз в заброшенном городе, он запасся лекарствами. И, как оказалось впоследствии, не зря. Приняв последнюю дозу лекарств, замотав бинтами голову, он прилег возле огня.

  Сон был скорее физиологической потребностью для Георга, временем, когда тот восстанавливал силы. Сновидения были нечастыми гостями, и это радовало мужчину. Очень редко приходили обрывки прошлого - но исчезали, протекая подобно песку сквозь пальцы, оставляя лишь терзания души об утраченном прошлом... События из жизни в Пустоши приносили нервозность. Но самым странным был сон, повторяющий с завидной частотой.
  Этот сон не приносил ничего. В такие ночи Георг не высыпался - проснувшись, он долго смотрел на пламя, обхватив колени руками, а рядом с ним сидел Азимут, положим свою голову на плечо хозяину.
  В этом сне была белая плоскость, поделённая на квадраты. Справа в поле зрения располагалась лампа. Мерное тиканье какого-то прибора. Тихое "пип-пип" слева. Иногда - когда плоскость была светлой - перед его глазами проносились тени людей, и их лица были смутно знакомы. Иногда они что-то говорили, обращаясь к нему.
  Только вот называли они его не Георг. В том мире сна его именовали Рамон.
 
  Но был ли тот мир сном?

Отредактировано Рамон Эрсилио Трилья (11-02-2014 22:39:51)

Тут.
- А ты попробуй... - черные глаза почернели еще больше, нездешние глаза. Дама из персонала, кто еще пытался сопростивляться напору Адалиры Креспо, сдалась. Девушка с громким выдохом проскользнула в открытую дверь, которую тут же за собой и закрыла. Нечего...
Она терпеть не могла давить на людей, пугать или грубить, но с кем поведешься.

Сеньор Трилья был здесь. Он спал. В другое Адалира не верила, и знала точно: он всего лишь спит, просто очень крепко.
- Так бывает, когда сон захватывает, когда хочется досмотреть его до самого-самого конца, а он все не кончается. Но к тому времени, когда надоедает ждать финала, ты уже забыл, как проснуться. Потерялась обратная дорога, да, сеньор. - Лира позволила себе вольность из вольностей. Смуглые пальчики коснулись волос спящего, осторожно. Щеки. Закрытых век. Плеча. Потом пальцы легли в безвольную ладонь сеньора Трилья. Сейчас он не пугал Адалиру. Пугал раньше, но не сейчас. Сейчас было сложно. С одной стороны, девушке хотелось, глядя в глаза этому гордецу, сказать: "Я же предупреждала", а с другой - пусть бы и дальше не верил, лишь бы проснулся.

Вздох. Тонкая и маленькая Лира пристроилась рядом, на больничной кровати. Пальцы ее переплелись с пальцами спящего, чистый лоб коснулся его плеча. Черная змея косы, что выросла еще больше за поледнее время, спустилась с этого прокрустова ложа едва не до пола.
Лира своим запястьем чувствовала биение крови сеньора и приноравливалась к нему. Десять, девять... пульс стал спокойнее. Восемь, семь, шесть... дыхание девушки сменило ритм, глубину. Пять, четыре, три... тело уже плохо ощущалось, родилось чувство эфемерности его. Два...

Там.
...Один.
Странное место. Адалира не так давно прочла одну из книг сеньора Желязны и весь кавардак, творящийся вокруг, отчетливо напомнил ей движущиеся ландшафты одного из миров.
- Странное место... - слова девушка произнесла вслух, но они тонули почти сразу, точно она не была посреди открытого пространства, а стояла в центре комнаты, богато и безвкусно увешаной коврами.
Порывом ветра, что еще не утих окончательно, плеснуло в лицо, и длинные черные волосы Адалиры плащом взметнулись за плечами. Девушка только сейчас озаботилась осмотреть саму себя. Никогда она не носила платьев, это было неудобно и не ко времени всегда, даже переехав в "мир прогресса", Грезящая выбрала для себя одеждой на все случаи жизни джинсы. Оттого шелк длинного платья был диковиной. Да еще цвет. Красный. Вот уж поистине - это не я. Осталось только смириться. Ноги. Смуглые пальчики были заботливо окружены знакомыми кожаными ремнями сандалий. Грезящая даже улыбнулась. Это было трогательно. Она уже давно не видела этой своей обуви. А тут такое...
Мелочи-мелочи. На самом деле мелочи в жизни и деле Адалиры Креспо были куда главней главного. Девушка прикусила губу, размышляя. Как строят лестницу? Ее строят по ступеньке, выкладывают камнем одну, потом вторую, после и третью. Вот и она станет строить. Гибко нагнулась, расшнуровывая сандалию. Хоть и было жаль обувь, но снятый с ноги одну из двух сандалий она, размахнувшись, послала далеко за громоздящиеся камни. Вот теперь работа начата по-настоящему.

Обозрев окрестности еще раз, Лира выбрала путь. Наполовину босая она двинулась в путь, легко обходя нагромождения камней, через которые нельзя было бы перебраться и перебиралась через те, которые нельзя было обойти. Впереди маячил четкий и уверенный ориентир - крутобокий холм. Он привлек внимание Грезящей, как нечто инакое в этом хаосе, нечто единственно стабильное и имеющее более-менее верную форму, привычную форму. Остальное же... разор и хаос. Громко треснул шелк платья. Девушка выругалась, и снова слова, как в вату, ушли в пространство. На остром крае камня алел невеликий обрывок ее платья. Надо же, девушка так боялась порезать о камни ноги и начать пятнать тут все своей кровью, а вышло, что платье расплачивается за целые ноги. Пусть. Шелк было жаль, он приятно холодил тело, но своя шкурка дороже.

Было трудно идти. Лира сперва считала шаги, потом перестала, когда сбилась на двух сотнях дважды. Холм выглядел все более внушительно и высоко. К нему почти тянуло, как магнитом. Грезящая спрыгнула с очередного камня, похожего на обломок халвы, и присела у его подножья, в тени, расплескав шелк платья, как яркий птичий хвост. Нехорошее место. Сперва оно просто казалось непонятным и странным, а теперь просто нехорошим. Нужна лестница, очень нужна...

[AVA][/AVA]

Волнистые складки дюн сглаживались ближе к острым барханным гребням. В мелком, будто промолотом, песке насыщенного красно-оранжевого цвета оставались две параллельных цепочки глубоких следов – больших, мужских, и маленьких, детских. Те и другие старательно заметала шелестящая еле слышно песчаная позёмка. Даже на вид овеянные тонкой пылью барханы казались накалёнными, и Хоэль чуть ли не на каждом шаге благодарил вылинявшее от жары небо, что сегодня не разрешил Лео разуться, как обычно, и прихватил из внедорожника большую фляжку, бросаясь догонять забывшего о времени шалуна. Малыш всегда с таким нетерпением ждал этих выездов в пустыню, и отец не отказывал: где же еще найдешь настолько просторную и чистую песочницу? Это вам не городские площадки для выгула детей, засыпанные смесью из грязи и дерьма тощих-драных бездомных кошек. Сеньор Матос знал эту небольшую пустыню, исходив ее за несколько лет жизни здесь вдоль, поперёк и по диагоналям, и не считал такие поездки на природу чем-то опасным – скорпионы и ушастые лисы в сто раз менее страшны для его ребёнка, чем бойцовые псы без намордников и вооруженные до зубов психи, которыми кишат улицы Пальма-дель-Инфьерно. А в демонов пустыни он не верил... до сегодняшнего дня.
– Папа... – маленькие горячие пальчики опять крепко сжали его большой палец. – Ну дай попить... ну да-а-ай!..
Голос сынишки звучал на долгом выдохе не капризно, а устало, и мужчина наконец остановился, отстёгивая от пояса круглую флягу в чехле из тиснёной кожи, почти такой же рыжей, как песок, разворачиваясь к малышу, и присаживаясь перед ним на корточки. Пробка была завинчена на совесть, пришлось потрудиться, чтобы открутить её, и лишь после того как она, упрямая, повисла на тонюсеньком ремешке, соединённом с футляром, ясные серо-зелёные глаза мужчины взглянули в чёрные, как прекрупная смородина, глаза хрупкого четырёхлетнего мальчика. Отец взял правую ручонку Леандро, бережно развел сжатые в кулачок пальчики и приложил его ладошку к круглому боку уплощённого сосуда для воды. Левой рукой за другой бок фляги ребёнок ухватился сам, Хоэль лишь накрыл её ладонью. Лишь убедившись, что мальчишка крепко держит посудину, отец поднес блестящее сталью горлышко к полураскрытым губам ребёнка, тихо предупредив:
– Три глоточка, хорошо?
И мягко, но неумолимо отнял флягу, после того, как тёплое дыхание ветра три раза попыталось потрепать их по волосам – пшенично-русым и тёмным, вьющимся, ещё по-детски тонким. Им повезло, что дул ветер, хоть как-то смягчая зной, но не повезло, что он становился всё резче и горячее. 
Себе Матос позволил только один глоток – смочить пересохший рот. Потом опять накрепко закрутил пробку, пристегнул флягу к поясу и, обернувшись, поспешно поймал за руку неугомонного сорванца, который уже сделал пару шажков в сторону навозного жука, задними ногами катившего свой шарик. 
– А теперь мы пойдём туда. Быстро-быстро. – Мужчина показал рукой влево, на слоистую скалу, издалека похожую на оббитый и воткнутый торцем в песок тёмно-красный кирпич. – Там пещера, поиграем в разбойников?
И они пошли, действительно, так быстро, как только поспевали маленькие, но резвые ноги мальчика, к кораллово-красным скалам. Солнце палило уже немилосердно, не очень-то подходящая обстановка для подъема и лазания, а вот для созерцания великолепных видов – да… но любоваться было некогда, горячий ветер всё злее рвал одежду и волосы двоих, упрямо ползущих вверх по изрезанным уступам и неглубоким расщелинам. Если бы не оплеухи обжигающих воздушных струй, путь был бы нетрудным, в другое время такие подъёмы преодолевались Хоэлем запросто. Не было изматывающей нехватки кислорода – поднимаясь на высоту всего в триста метров, он дышал легко и свободно. Но не сейчас… вдобавок ко бьющим по ушам порывам суховея, появились, буквально из ниоткуда, огромные стаи мух, которым странным образом не мешал даже ветер. Они лезли в глаза, в нос, уши и рот, в любое открытое, незащищенное одеждой место, и, хоть не кусались, но приходилось постоянно, не прекращая ни на секунду, остервенело отмахиваться от маленьких зудящих насекомых. Ох, уж эти мухи, бич Южных и Центральных районов. Среди жителей Пальма-дель-Инфьерно ходила байка, будто они меньше садятся на белую одежду, предпочитая тёмные тряпки. Однако ничего подобного! Белые майки заблудившихся в пустыне уже через пять минут были покрыты тёмным копошливым слоем маленьких бестий. Вторая напасть после жары… что-то ждёт их ещё, уже с подветренной стороны?
Слоистые, заглаженные, словно подсвеченные и подогретые изнутри скалы из мягкого песчаника казались живыми, древним рекам не представляло особого труда пробить здесь каньоны замысловатых форм. Легенда, существовавшая задолго до того, как в городке выросли первые дома, нашёптывала песком, шуршащим вдоль улиц во время отголосков песчаных бурь: давным-давно в низине этой цвела невиданных красот долина, пока однажды некий колдун не призвал в мир демонов четырёх стихий, которые вышли из-под контроля и убили заклинателя. Каждый из существ подземного мира стремился подчинить себе самую прекрасную и плодородную точку мира, чтобы веками сеять там страх, ужас и разрушения. Демоны выбрали ареной состязаний место, где сейчас раскинулась пустыня, но так и не смогли решить, кто из них будет главным. Чтобы разрешить спор, они устроили в долине битву сил земли, воды, огня и воздуха. Каждый из соперников был настолько силён, что спустя несколько дней демонической войны от прекрасных земель ничего не осталось и делить стало нечего.
Вот и заветное место. Когда-то давно скала, к которой карабкались по осыпи мужчина и мальчик, состояла из сплошного массива, но давным-давно иссохшая речка постепенно прокладывала себе путь, выбив узкий и очень глубокий каньон. Противоположная стена осталась гладкой и даже производила бы впечатление отполированной, если бы не отсутствующий посередине кусок дугообразной формы. Наверное, когда-нибудь, лет через тысячу, под точилом ветра порода под дугой превратится в тот тонкий красноватый песок, что скрипит на зубах, а на этом месте образуется такая же арка, как та, что приняла под свои своды маленькую семью – отца и сына. Когда они нырнули под ровный свод, снаружи уже подвывала со свистом начинавшаяся песчаная буря.

Отредактировано Рэймонд Скиннер (07-10-2014 19:05:52)

Открываясь, дверь ванной стукнула совсем негромко, но в сознании дремлющего в ванне звук преобразовался в настоящий грохот, который, по самой простой и близко лежащей для человека, пострадавшего от войны, ассоциации приобрёл образ выстрела. Рэймонд дёрнулся, хотел вскинуть голову, но наводяневшие тяжёлые волосы сделали порывистое движение медленным и затруднённым – он успел открыть глаза и испугаться темноты, не вспомнив, что сам не включил свет в ванной комнате, собираясь там подремать. Почти невесомое в горячей воде тело хорошо, сладостно расслабилось, но бывший штурман всё-таки с плеском ухватился за бортики ванны, приподнимаясь. В косом сегменте света, падающем из открытой двери прямо на ярко-оранжевое мохнатое полотенце, стояла уже женская фигура, которую Скиннер, конечно, узнал, даже не видя хорошенько лица.
– А, Полли… – спросонья, садясь, он заговорил по-гэльски. – Я, кажется, уснул. Всё в порядке? Ты давно пришла?
– Да только что, – на том же языке ответила женщина чуть насмешливо. – Всё в порядке, если не считать того, что ты опять рискуешь утонуть. – Она шагнула вперёд мимо ванны, прошелестев задетой занавеской с голубыми дельфинами, встала над её изножьем на цыпочки, ловко сдёргивая с вешалки маленькую надувную подушку в виде хомута. – Представь только, какой гвалт поднимется в прессе – известный фантаст утонул в ванне! Глупая, нелепая смерть! А уж соседям-то сплетен на полвека хватит, – ещё более насмешливо сказала она, разворачиваясь и наклоняясь, чтобы надеть этот своеобразный спасательный круг на шею мужчины. – Опять забыл своё купальное ярмо? – несмотря на иронично-ворчливый тон, взгляд серых женских глаз в сеточке морщин невольно выражал беспокойство.
– Я просто до него не дотянулся, – буркнул Восьмой, неохотно, потому что ненароком признался – спина опять болит настолько, что некоторых движений лучше не делать – во избежание. 
Полли поняла недовольство правильно, со вздохом качнула головой, озабоченно потрогала рукой воду в ванне, стряхнула капли, изящно пощёлкав пальцами.
– Остыло ведь. Ты, как я понимаю, ещё вылезать не собираешься? Добавить горячей?
– Ну, можно немного, – виновато отозвался Рэй, покусывая нижнюю губу и стараясь на экономку не смотреть. Полли, конечно, тётка отличная, но… стыдно всё равно, когда она вот так ухаживает за ним, как за маленьким… или больным. – Я и вправду ещё немного помокну, – сжимая пальцами края бархатистого надувного «хомута», пробормотал он.
– Да лежи на здоровье, – хмыкнула женщина, включая душ, – всё равно я пока еду не приготовила. Ужин поспеет – вылезешь.
Упругие струи ударили о поверхность воды, которая действительно стала погорячее. Экономка закрутила кран, повесила душ на держатель, быстро вытерла руки о бездействующее пока полотенце и вышла, прикрыв за собой дверь. Рэймонд снова улёгся в воде. Тёплая влажная тьма обволакивала, и вопреки мимолётному опасению, что уснуть больше не получится, сознание поплыло в прерванный в самом начале сон, будто всё это время ожидало, вцепившись в его край и не отпуская.
Выстрел… тёмная фигура в длиннополом плаще у машины, второй человек, спешащий к ней, и… слишком поздно понимающий, что спешить-то бы не надо. Второй залп, и порыв ветра, качнувший древесные ветви, с которых дождём осыпаются горячие почему-то капли.

Отредактировано Рэймонд Скиннер (04-10-2014 17:58:22)

[audio]http://pleer.com/tracks/456707671yh[/audio]
Над пустынным городом висела ночь. Мягкий лунный свет озарял пустые глазницы окон; по безлюдным улицам ветер носил пыль и мусор. Было видно, что город давно умер.
Я шёл по улицам быстрым, но бесшумным шагом, скрываясь в тени стен. Вот нужный подъезд. Оглядевшись, я пролезаю между покосившимися створками дверей, стараясь не потревожить петли, и начинаю подниматься по лестнице.
На предпоследнем этаже устойчивая бетонная лестница стала крошиться, в ней появились выбоины - словно кто-то стрелял по ней и по стенам из тяжелого огнестрела. Засохшие следы крови лишь давали подтверждение развернувшейся тут когда-то драме. Надо идти осторожно - падать вниз неприятно и опасно.
Наконец-то лестница и дверь на крышу. Что это за материал? Смесь дерева и железа... В этом городе постепенно между всем стираются рамки.

Условный стук - откуда-то я знал опознавательные знаки - и дверь приоткрылась. Мужчина с осунувшимся лицом и неровной бородой быстро взглянул на пришедшего, куда-то за меня, и открыл дверь шире, приглашая войти, что я и сделал. Охранник закрыл за мной дверь и водрузил на место толстенный засов.
Минут пять он вглядывался в моё лицо.
- Джош, ты? - в его взгляде смешались радость и суеверный страх, удивление и недоверие.
Я не знал, кто такой Джош, не помнил, каким образом стал им. Казалось, вместо памяти пустота, со вспыхивающими искорками былых чувств и воспоминаний. Я оглядел лагерь на крыше - и одна из искорок вспыхнула, говоря, что эти люди были моими друзьями, собеседниками, спутниками в скитаниях и жизни. А может, спутниками того самого Джоша...
Согласно киваю. Бородатый мужчина обнимает меня - рывком, словно боится своих чувств. Мы идём к железной бочке, внутри которой полыхает огонь.
- Где Эвелин? Вы ушли пару лет назад на разведку... И...
Новая искра воспоминаний. Эвелин - высокая женщина, с подёрнутыми сединой волосами, была моей наставницей в разведке. Мы ушли серым днём... Что было дальше, скрывалось в тёмном море памяти. Два года? О господи...
Кажется, на моём лице отразилось страдание, - охранник проговорил сквозь зубы:
- Тёмные Твари.
Кто-то из сидящих у огня тяжко кивнул. Твари были воплощением кошмаров; скорее забвением, нежели ужасом. Никто уже не помнил, ни когда, ни откуда они появились. И теперь каждая ночь была тягостным ожиданием рассвета. Порой ночь и туман забирали людей... и вернувшихся почти не было.

Я окинул взглядом людей, расположившихся тут. Крыша была для них временным пристанищем; стоянки приходилось менять. Тут была палатка, рядом был расстелен тент. Дождей не было уже много лет, и на тенте лежали или сидели изможденные люди. Бессонные ночи, полные тревоги и иногда отчаяния сделали своё дело. Народ здесь был немногословен и заключен в своих мыслях. Те, кто уходил в себя слишком надолго, уходили вечером в туман...
Говорили мало. Не было ни улыбок, ни смеха. Вечное ожидание...

Кто-то оборачивался и узнавал меня. Я не помнил никого из двух десятков людей. Лишь очередная искра воспоминаний дала понять, что человек, впустивший меня, был главой этой общины. Как его звали? Это было мне неведомо.
- Но я вернулся. Я нашёл то, что мы искали, - обратился я к старосте. Он долго смотрел мне в глаза, пытаясь разглядеть в них мои эмоции. Затем развернулся, и свистящим шёпотом позвал людей. Теперь так общались многие - этот звук для Тварей был неотличим от окружающей среды.
- Джошуа говорит, что нашёл земли без Тварей, - сказал староста собравшимся людям, - Мы выдвигаемся... - и вопросительно посмотрел на меня.
- Выходим через час. В ночь.
Кажется, помимо шока и удивления в глазах людей промелькнуло ещё что-то. Надежда.

Мы двигались по мостовой, как обычно, бесшумно. Два отряда прорезали туман фонариками, половина мужчин была вооружена автоматами - иногда Тварей удавалось убить. Но по-настоящему Они боялись лишь яркого солнечного света, которого становилось всё меньше.
Моё внимание привлёк, казалось бы, давно забытый звук - по рельсам ехал-плыл трамвай. Тихий стук колёс выделял его из серого мира, но сами рельсы будто растворились в тумане.
Алекс - так звали предводителя - перехватил мой взгляд.
- Такое появляется всё чаще. Они исследуют наш мир, пробуя его на зуб, запуская механизмы и пытаясь дать им душу. Но им не дано нас понять. Пока... - в его голосе прозвучала тоска, - Отсюда осторожней.
Из тумана послышался свистящий шёпот. Алекс ответил, и из тумана справа к нам вышел ещё один отряд. Люди, что шли за нами следом, исчезли.

Впереди показалось мерцание света. Предводитель отряда, что присоединился к нам, показал мне на комнату, расположенную в здании, от которого остался лишь остов. Стены комнаты были сделаны как бы из прутьев золотистого света; внутри брели люди, похожие на банковских сотрудников.
- Аквариум, - всё тем же странным шёпотом сообщил мужчина, - Они пытаются изучать нас. Но воспроизводят лишь механически. И из этого транса уже не выбраться.
Тем временем клерки ходили по комнате, перекладывали какие-то бумаги. Один сидел за столом и что-то писал. Они не видели ничего вокруг них, не замечали ни золотую клетку, ни людей за ней, ни Тёмного Города. Время для них остановилось навсегда.
- Им уже не помочь, - раздался шёпот около уха, - Пойдем.
За эти минуты из тумана вышли остатки отряда, что шёл за нами. Половины из них уже не было. Я уже вспомнил, как это бывает - у человека стекленеют глаза, он поворачивается и делает шаг в темноту.
А ещё моё подсознание подсказывало мне, что не стоит окутывать себя этими воспоминаниями. Для этого места они подобны якорю.

Уже рассвело, когда мы вышли из города. Из всех людей, что шли за мной, осталась лишь дюжина. Остальные две трети канули в лету. Женщина с ребенком шла в середине отряда, под надзором вооруженных людей. Надеюсь, они выберутся из этого проклятого места.
Шагать под чистым небом с восходящим Солнцем, по лугу с разнотравьем, было приятно. И хотя открытая местность была не лучшим выбором пути и места для привала, хотелось лечь и предаться воспоминаниям прямо здесь, - но от этих мыслей отвращали человеческие черепа и кости, иногда лежавшие на черной земле.
Наконец, наш немногочисленный отряд вошёл в дом, стоявший посреди этого поля. Травы подходили почти к самому крыльцу; из окна торчало толстое дерево, на мертвых ветвях которого не было ни одного листа. Внутри было пусто, и фонари выхватывали то танец пылинок, то книжные полки, заросшие паутиной, то трещины на прогнивших стенах. Стёкла были давно выбиты, а на чердаке что-то вздыхало. Люди ошарашенно оглядывались по сторонам, ибо внутри дома было небезопасно.
Но этой ночью я пришёл именно отсюда. И сознание, которое не принадлежало Джошуа и этому миру, говорило, что подвал станет дверью.
Дверью к надежде.
Надо лишь отдохнуть этой ночью в этом подвале, закрывшись в нём от ночных Созданий и тревог.
А я... даже посплю.

Я вновь выхожу из какого-то здания; на другой стороне проезжей части, рядом с непроглядным ночным лесом, стоит моя машина.
Дежа-вю? Пожалуй...
Быстрыми широкими шагами я пересекаю дорогу - машин всё равно нет. Я больше не окликаю силуэт, всаживающий пули в автомобиль.
И вот до цели остается пара метров. Стрелок пока не видит меня - я захожу справа, вне поля его зрения, со стороны его пистолета.
Занося руку для удара, я делаю ещё шаг... и понимаю, что ноги не слушаются меня. Парализованные колени подкашиваются, и моё тело падает на мостовую, пронзая тишину шорохом. Но убийце этого достаточно.
Краем глаза я замечаю в окне второго этажа испуганное лицо. Перевожу взгляд на силуэт; его лицо скрывает маска.
Выстрел.
Свет.
Сон перелистывает ощущения.
Каким-то образом я знаю: убийца улыбается.

[audio]http://pleer.com/tracks/11316298Pprq[/audio]
На утро людей уже не было. Морок Тёмного Города растаял, уполз вместе с нитями тумана в небытие. Но я знал, что тот отряд уже не вернётся в Град Забвения.
Я же сидел в своей пещере. В промежутке между камнями был один из миров, в которые меня и Азимута, а также - возможно - мою пещеру, закидывало подобно лодке в шторм.
Там, снаружи, в долине, заросшей джунглями и гигантскими папоротниками, неспешно шагали травоядные динозавры. А недалеко от величественного водопада, уткнувшись носом в выжженную землю, покоился большой серебристый космический корабль.

Она смотрела из зеркала в зеркала. Множество множеств переливались отражая сами себя, и только две из граней, два из зеркал были иного цвета, отражали не зеркальные стены.

В одном чернота холодной и страшной ночи. Люди - люди, которым страшно. И виден этот страх, не ощутим, но виден. В другом ярчайшая зелень. Почти дом Лиры, почти... Беззвучных джунглей ведь не бывает, верно?

Мелькнуло еще и девушка охнула. Что-то из реального мира, из такого, где есть комфорт и горячая вода. Мужчина. В ванне??? - Адалира едва не зажмурилась, настолько стало неловко за подглядывание. Темноволосый и темноглазый, он тоже несколько секунд смотрел на Лиру, как на привидение. Ну да, увидишь в зеркале такую вамп и не так вытаращишься. Пропало. Интересно, что это было? Как случилось, что грани Того и Этого соприкоснулись настолько близко?..

Адалира выдохнула и снова прижалась ладонями к гладкой поверхности своего зеркала, своей витрины. Она уже знала, что за спиной. Калейдоскоп отражений провернулся, меняя пустые грани, не отражающие ничего, на те, в которых были чужие сны. Девушка в красном выдохнула, отталкиваясь ладонями от зеркальной стены и не спеша обернулась. Мужчина и мальчик, почти прижимаются к стене. Группа людей, вооруженных людей военным порядком передвигаются по сырой и пустой улице. Поворот, Адалира идет следом за ними всеми, не особенно торопясь догнать. Так будет лучше. Из-за дома, из-за поворота линии рельсов звякнуло, и старый трамвай, громыхая и бряцая всеми мыслимыми и немыслимыми деталями, выехал пред светлы очи всей честной компании. Адалира увидела, нет, скорее почувствовала знакомую спину в группе вооруженных людей. Она хотела было крикнуть, но сообразила, что палить могут начать и в ее сторону, на крик. Трамвай стал ближе, его раздражающий звон стал почти невыносим.

Адалира, нелепо яркая в этом сне, сотканном из мрака и холода, прижалась к стене, морщась на трамвай. Какая же она холодная, стена. Какая же холодная..

Раскалённое добела полуденное солнце поднималось к вылинявшему зениту. Душно… влажная духота висела в чистом вроде бы воздухе невидимой, горячей паутиной, невесомо липла к коже рук и лица, которая уже слегка покраснела.
Тейн уже не сомневался, что обгорел, бросая очередной тоскливый взгляд на свои тощие запястья. Тыльные стороны кистей тоже подрумянились ровно, а прихлопнув очередного гадского кровососа и скребнув плечо у самой кромки футболочного рукава, парень чуть не взвыл – вот там уже обозначился конкретный солнечный ожог.
Не стоило раздеваться, – сморщившись почти плаксиво (никто же не видит тут), Янссен снова уверился в этом, – тогда бы и руки не оказались настолько искусаны.
Но как, как в такой жарище не скинуть куртку? Когда она, повязанная рукавами на поясе, соскользнула и потерялась, Тейн не заметил, хотя, честно сказать, часть пути он вообще помнил смутно, всё происходило, как в тяжёлом, тоскливо-безысходном кошмаре, от которого не пробудиться. А куртка, наверное, потерялась и утонула, когда он в очередной раз выдирался из вязкой грязи по пояс… сколько раз он так проваливался – три, пять? – парень не мог определить по причине той же непоправимой размытости недавних воспоминаний. Вот и сейчас он с немалым усилием выдирал буквально кроссовки (боже, во что они превратились!... а весят по пять кило каждая) из глинистой каши. По очереди. Конечно, отлично было бы в такую грязь непролазную – в прямом почти смысле – не попадать, но… только эта широкая полоса-колея взрытой чёрт знает кем и чем глинистой почвы между сплошными, будто плетень, шелестящими стенами тростника вперемешку с пышными султанами какой-то гигантской прямо перистой травы, похожей на папоротник, еще хоть как-то была проходима. Относительно.
Да уж, здесь на байке не прокатишься, – пронеслась в лохматой белобрысой голове неожиданная мысль. Причем тут байк, и умел ли Тейн на нем кататься, сам парень не помнил.
Страшно хотелось пить, по идее, раз тут рос тростник, где-то неподалеку были реки… или озера, но почему-то мысль сойти с какой-никакой, но тропы, затеряться в этом шелестящем узкими листьями сыром полумраке, в котором и неба-то не видно, наверное, пронзала от макушки до пят нестерпимым холодом самого настоящего ужаса. В громадных перистых то ли букетах, то ли, скорее, вениках-пучках пяти-шестиметровых листьев, время от времени возвышавшихся над узколистым и голенастым камышом, немолчно галдели птицы, вспархивали, резко свистели – Янссен заметил, что у пернатых будто бы перекличка, будто они эстафету передавали по мере того, как он шел по колее-тропе: взлетит-свистнет некрупная, со скворца, птица впереди, шагах в пятнадцати-двадцати – и тут же откликом ответит похожим, но другим свистом её товарка чуть позади парня. Словно он от одного участка к другому перешел, пересек границу какую-то невидимую. И это помимо постоянного гвалта пичуг поменьше.
Просто птичий рай какой-то… да и не только птичий. Тейн вдруг вспомнил услышанное краем уха в одной из телепрограмм, удивившее и запомнившееся: видов растений и животных на Земле с запасом, столько, что хватило бы вполне для того, чтобы пристойно по численности и многообразию флоры и фауны заселить десять планет земного типа. Жизни на эту конкретную территорию безымянные божества сыпанули полной горстью. В нагретом воздухе над тропой что-то беспрестанно басовито гудело, звенело, стрекотало. Стена растительности аж шевелилась – так много в ней шныряло и копошилось мелкой живности. И всматриваться особенно не надо – взблёскивали твёрдые выпуклые спинки жуков, суетливых и деловитых. Пригибались цветы-метелки под тяжестью разноцветных летучек и, покачавшись, распрямлялись упруго, когда насекомые, досыта наползавшись, взлетали с коротким жужжанием. Зелено-переливчатые птички-крошки, трепеща крылышками так, что они сливались в дрожащее пятно за спинкой, зависали возле ярких венчиков, погружая в них изогнутый тонкий клюв…
Разглядывая их, Тейн даже рот открыл, забыв даже про то, что его светлая, веснушчатпя кожа фламандца-горожанина обгорает, но только он хотел было отвести взгляд от этого природного чуда, как чудесных изумрудных птичек разом будто ветром снесло под резкий одновременный и протяжный свист птиц-пограничников. И ту же общий гомон пернатых стих, словно его выключили, остался только ровный негромкии гул или рокот издалека.
Водопад, – каким-то странным образом понял Янссен, который сроду никаких водопадов не видел и не слышал. – И я дойду до до него…
Он поднял взгляд – солнечный свет неторопливо затмила скользящая над головой тень, и рот парня снова открылся поневоле, а потом тело юного человека действовало сообразно опасности, без участия разума: подросток навзничь кинулся в грязь, закрывая голову руками; краем глаза он видел, что растопырив кожистые крылья и хрипло вскрикивая, над тропой пролетела виденная только в кино тварь с зубами в длинном клюве.
Полежав минут пять – бесконечных на задержке дыхания – в холодной липкой жиже, (хорошо хоть лужа оказалась неглубокой), юноша кое-как встал на четвереньки, а потом и на ноги, безуспешно стряхивая с рук и коленей ошметки липкой грязи, и снова поковылял вперед, замечая, что края путевой колеи поднимается, а тростник редеет. Впереди что-то блестело металлом и лохматилось лианами, но мозг Тейн не смел даже идентифицировать картинку, не впуская в осознание то, что видели светлые глаза почти мальчика.
[AVA]http://sf.uploads.ru/9PmZn.jpg[/AVA]

Отредактировано Рэймонд Скиннер (06-11-2014 19:37:46)