Приют странника |
|
|||||||||
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Приют странника » Былое » Правила хорошего брака
Время действия: Август 1980 г
Место действия: Планета Сетх
Действующие лица: Аноис Амат, Феах Амат
Трудно приживаться в новом клане, особенно когда воспитан в традиции ненависти к нему. Еще труднее уживаться с женой, которая сама не имеет понятия, что делать с тобой, свалившимся ей с неба на голову. Как прикажешь жить с прорицателем, который о тебе знает больше, чем ты сама?
Судьба – крайне непокорная особа со своим, извращенным чувством юмора. Она терпеть не может тех, кто умеет разгадывать ее загадки и знает обходные пути. Брак со Змей – что могло быть «безумнее»?
Во всяком случае, Фиах Моргвен с самого начала знал, что это не будет просто. Что сначала ему захочется залезть куда-нибудь очень высоко, чтобы спрятаться от складывающейся ситуации. Потом захочется содрать с себя кожу – выбраться из положения, в которое сам себя загнал. Потом он будет метаться по комнате за закрытыми дверями – куда-то же надо девать бурю внутри. А потом смирится с той дорогой, которую выбрал сам. Чтобы это предсказать, не надо было быть пророком.
Фиах был, но, тем не менее, все случилось именно так.
Половина дороги – уйти из собственного клана, ощущая прожигающие взгляды в спину. «Ты теперь такой же, как они. Предатель» – не сказано, но услышано очень явно. Моргвен не позволил себе обернуться на выходе из поселения, как прежде не позволял, уходя после разговоров с Матерью. Он уходил, и оставлять себе иллюзию пути назад было бы изощренной формой пытки.
Вторая половина пути куда черней и сложней. Это непросто – сделать шаг в пустоту, а нести ответственность за свой выбор.
На свадьбе он был единственным из Воронов. Никто не приехал поддержать – словно и не было у него друга юности, не было приятелей, не было тех, с кем он разделил детство. Ни матери, ни сестры – как есть сирота. Теперь.
Моргвен знал – неважно теперь, что связывало их в прошлом. Ворон – мудрая птица, но злая. Если бы он просто нарушил правила, если бы вышел из рода куда-то в ином направлении – было бы, может, чуточку легче. А теперь – она, проклятая Змея, как говорилось, будет им ближе и роднее него.
Фиах едва не потерял привычный контроль над лицом, когда взгляд заметил в числе прочих писем и подарков материнский резковатый почерк – не ему, но ей.
Дозволила, но не одобрила. А выгода вся и без того змеиная.
Кое-что Фиах знал уже тогда, и это помогало ему держаться. Игра стоила свеч с самого ее начала.
И поэтому все же справился с лицом и любопытством – не станет смотреть, если Аноис вдруг зачем-то не решит разделить с супругом содержание ей одной адресованного письма. Поэтому не дрогнул ни голос, ни улыбка.
С ней было спокойно – за те два дня, что они провели рядом после свадьбы, Фиах успел это узнать. Короткий перерыв в желании бежать прочь – их общая попытка поверить в случившееся. Еще никаких границ – отчаянно чужие друг другу люди, у которых впереди настоящее «мы». Он знал, она – скорее сомневалась.
А потом она улетела.
Моргвен ждал этого дня с самого момента заключения брака с ужасом, который прятал под спокойными улыбками. Аноис не стоило знать такие вещи сейчас – может быть, после, если их отношения станут достаточно близкими, он позволит заглянуть так далеко за спокойные маски. Сейчас – его время быть опорой каждому шагу и надежным тылом, куда можно отступать.
Оказалось оглушительнее.
Для них он делал все, чтобы вложить веру – «во мне нет ненависти к вам». И научиться жить по их порядкам, соблюдая границы так, чтобы «подстроится» не было «переломаться».
Для нее он писал письма – не длинные, ибо не знал, что же конкретно ей сказать, но изящные и по вороньему замысловатые. В каждом – только вера в нее. Только «все хорошо, прекрасная маркиза» и ничего об одиночестве чужака. Ни слова, что могло бы выдать, как хочется окрыситься в ответ на очередной комментарий.
И встретил Аноис он снова, только позволив во взгляде отразиться простому, человеческому «я ждал тебя». Когда ее потрепанный скайджет совершил посадку, Моргвен был достаточно близко, что бы подать руку и достаточно далеко, чтобы не мешать.
«Попробуем подойти к этой задачке еще раз, да? Со второй попытки может и выйти. Твой ход первый, Аноис». – Вместе со всей не проницаемостью позы. Закрытостью – в сложенных на груди руках. Легкостью – в том, как свободно опирается спиной на стену и, склонив голову набок, из самых ярких эмоций отдает ей только «ты дома».
Нелепее падения на разломанном скайджете прямо на хвост на летной площадке кланового домена, перед множеством любопытных глаз может быть разве что осознание и шальная мысль: «У меня же тут есть муж! Что с ним полагается делать?!»
Нет, Аноис знала регламент и семейный этикет в совершенстве, спроси ночью – от зубов отскочит, вот только это не помешало ей, выбравшись из покореженной кабины, сквозь чадящий черный дым тупо смотреть на Белого Ворона, по какой-то жестокой иронии судьбы ставшим ее супругом, и панически обдумывать его жест и ее должную реакцию. Поначалу хотелось окрыситься и напомнить, кто какое место тут занимает: дуэнде не слабы, если ты не можешь выбраться без посторонней помощи, зачем вообще зря жечь кислород? Потом, когда удалось сдержать невозмутимую маску (спасибо ссаженной половине лица – боль была адская), лэри Дислава вспомнила, что ни единого пункта вышколенный Ворон не нарушил, он приветствовал жену как положено, покорно ожидая, пока она примет его руку. Она почувствовала себя глупо, вновь захотела рассердиться на него за это и вновь сдержалась.
Спокойнее, девочка. Что еще за приступы пубертатного раздражения?
И приняла руку, несмотря на то, что собственная дрожала, как в приступе вестибулярной слабости. За несколько месяцев, что ее не было дома, на личный, зашифрованный канал пришли несколько десятков писем, все выдержанные, безукоризненные, как сам Фиах. Она читала их в том же недоумении, что находилась все это время, и столь же выдержанно отвечала, мол, «все хорошо, я пребываю в делах имперской важности, и мне ничего не угрожает». Сухо. Информативно. По положенному между мужем и женой этикету. Только «Айе, мой лэрд»* и «Най, мой лэрд»**.
К чести его, нужно было отметить, что Ворон не предлагал ей помощи, хотя будь она проклята, если предположит, что тот не успеет ее подхватить или закрыть, в случае опасности. За все время ее побега разные мысли посетили темную голову Змеи, самой популярной из них была «Он все это затеял, чтобы меня убить и совершить в клане кровную вендетту». Мысль глупая, но навязчивая. И так себя не изжившая, несмотря на все аргументы против. Аноис покосилась здоровым глазом на мужа и медитативно выдохнула: с ней не так просто справиться, чтобы предаваться паранойе.
– Как вы устроились здесь, мой лэрд? – она не отмахивалась от докторов только потому, что правая половина лица мешала ей видеть и говорить, так что терпела их манипуляции, сидя на смотровом кресле в лазарете, куда позволила Моргвену себя проводить. Муж, как-никак. – Надеюсь, моя мать и сестра приняли вас хорошо.
«И горе им, если это не так», – говорило ее глубокое контральто.
Он был хорош, во всех отношениях хорош. Аноис детально изучила сведения о сумасшедшем, посватавшимся к Змее после стольких лет вражды и неприятия: почти идеален. Внесен в Род Золотой Сотни, как-никак, ему положено таким быть. Перед свадьбой обоих тщательно проверили, подтвердили фертильность и генетическую совместимость. Шансы на потомство у этих двоих были хорошие, даже очень. Если бы еще лэри Дислава не пропадала по полгода на просторах галактик…
Лицо дернуло, Змея зашипела тихо и почти тут же взяла себя в руки, не сказав ни слова ни медику, колдовавшему над ее повреждениями с орионской аппаратурой. Она дома и ее окружали сородичи. Семья, вроде как. Впрочем, расслабляться все равно было рано.
_______________________
*Айе – да (д.)
**Най – нет (д.)
Вот так просто – ее гнетут сомнения. Это очевидно, и вовсе не требуется чувствовать что-то, чтобы это понять. Даже, пускай, совсем немного Фиах мог потянуться и распознать. Нет, не сейчас – не станет он вторгаться в ее личное пространство без приглашения. А все же все дуэнде похожи в таких вот простых вещах, как смятение в новых обстоятельствах. А ему всяко было проще – он то давно привык к этой мысли, и шел к свершившемуся достаточно сознательно.
Ее дрожащие пальцы он позволил себе сжать чуть сильнее. Нет, не ей показать, что заметил, а не дать никому из наблюдающих сцену увидеть, как его Лэри чуть трясет.
Он читал каждое ее безукоризненно вежливое и всем регламентам соответствующее письмо и для Ворона это был почти как крик о помощи. Словно воззвание – «Я не знаю, как с этим жить. Помоги мне», – спрятанное в рамки и традиции. Он первый начал их нарушать – писал чуть чаще, чем положено. За не нарушающими правил оборотами прятал простое «Дай себе свободу. Потом разберемся», но не говорил ничего открыто.
Ее руку он отпустил только, когда она опустилась в смотровое кресло лазарета. Каждую секунду он был готов стать ее опорой, каждый шаг был готов хоть на руки взять. И больше – любую ее слабость выставить своей. Оступись она – он бы сделал все, чтобы это было его падение, так неловко пошатнувшее ее.
Фиах хотел дать ей связанное чувство, которое так часто превозносила его Мать. Когда ты можешь позволить себе открыться тому, кто рядом, ибо он прикроет тебя на каждом твоем шагу.
В лазарете Ворон отступил от своей Лэри на положенное врачами расстояние. Но не отвел от нее взгляда. Не было в его глазах интереса, страха или отвращения – какая леди еще могла похвастаться тем, что супруг соблюдая все регламенты присутствия и внимания, не отворачивается от искорёженного ожогом лица и не делает из него чего-то особенного? Словно не важно. Словно не ужасают любого наблюдателя опаленные мышцы или судороги от врачебных манипуляций. Будто бы она просто посидеть решила и не копошатся вокруг спешащие все исправить лекари.
– Превосходно, моя Лэри. – В его голосе улыбка, а в глазах все тот же покой и приветственная радость. Он врет, даже не дрогнув, хотя верно было бы сказать «из рук вон плохо». Правдой было бы «я могу быть спокоен, лишь когда сбегаю подальше». Но зачем ей беспокоится о такой ерунде? – Ваша семья восхитительно добра ко мне, моя Лэри. Надеюсь, я доставляю им не столь много неудобств, как самому мне кажется.
Новая ложь – такая же чистая, как прежняя. Уж всяко с этим он разберётся сам – вмешательство Аноис только усугубит и без того непростое привыкание.
– Позволите узнать, моя Лэри, будет ли у вас на закате несколько часов, или ваше расписание не подразумевает такой вольности? Хотелось бы кое-что вам показать. – Простой вопрос и тон, ясно дающий понять: это вольность и прихоть. Вовсе ничего не должна, и никого отказом не обидит. Моргвен вполне готов встретить ее лишь после захода солнца в спальне, а то и вовсе на следующий день, когда Лэри отдохнет после перелета.
Расписание… Спаси ее предки, ее расписание давно превратилось в военный устав. Командование требует отчета, Мать клана – явиться и ответить на вопросы, связанные с СБ и ее новым статусом, собственный организм требует внимания, передышки! – Аноис нервно дернулась еще раз, смотря Ворону в глаза и прикидывая, насколько его просьба мотивирована ее вопросами и обстановкой в клане, а насколько – скрытыми мотивами. Паранойя душилась не то что в зародыше – в процессе соития бессознательного с мозгом.
На обожженное лицо наложили убойную регенерирующую смесь и белую полимерную полумаску, закрывшую все от лба до подбородка. Боль уступала онемению, хотя общее состояние все равно было близко к определению «биомасса». А расписание… расписание не предполагало даже такую вольность, как сон!
– Как только я закончу все первостепенные дела, связанные с моим возвращением, я вся в вашем распоряжении, мой лэрд, – разве могла она ответить иначе, представления не имея о том, что задумал мудрый Ворон. – Сейчас прошу меня извинить. Мать клана требует моего присутствия, – Аноис встала, чувствуя судорогу в ноге и жжение на поврежденной половине губ, и вышла из лазарета, на ходу стаскивая броню в руки расторопной прислуги…
…Можно было бы догадаться, что мать меньше всего интересует ее служба, едва утерпев до конца ответа о текущем состоянии систем безопасности домена, венценосная родительница поинтересовалась, как складываются отношения у Диславы и Феаха, и довольна ли она новым мужем. Заодно поведала пару, казалось бы, незначительных деталей за месяцы ее отсутствия, которые, тем не менее, привели вернувшуюся блудную дочь в ярость. На ближайшее будущее в планах женщины появился пункт «внезапно потерять старшую сестру».
Это не было неловкостью, Аноис просто не терпела, когда к ней лезут. А поскольку Моргвен теперь был частью ее, неотъемлемой, не просто муж, консорт, любовник – генетический партнер! – его оскорбление было ее оскорблением. Даже если он в состоянии за себя постоять. Клан, кажется, этого не понимал, но саму Аноис побаивался. Очевидно, все еще не в должной степени.
Пронесясь подстреленным ужом по домену и проверив все, что входило в ее обязанности, раздав воспитательных мер подчиненным, женщина на последних остатках сил отчиталась перед командованием о ходе и результатах операции и заперлась в собственном крыле, просто и незамысловато предприняв попытку утопиться в ванной. Попытка, к несчастью, провалилась: в беготне она опять забыла, что теперь делит дом на двоих. Часть рта под маской дернулась в нервной усмешке.
Хочешь избавиться от женщины – подари ей нового мужа, – гласила народная мудрость.
– Мой лэрд, насколько ваше дело требует моего непосредственно физического присутствия? – это звучало почти жалобно, хотя голос не изменился ни на полоктавы. Аноис продолжила сидеть в волновой ванной, с интересом картографа изучая подживающие шрамы и отметины на руках, ногах, теле. Маску снимать запретили до завтрашнего дня, иначе восстановить тонкую нервную ткань будет сложнее.
Дуэнде обернулась к новоиспеченному мужу, рассматривая идеально-вышколенного лэрда льдисто-зелеными глазами, и кивнула на тонкое кресло рядом.
– Мать клана донесла до меня свои… опасения. Касательно вашей социализации в клане, – «Какая тварь посмела к вам приблизиться на расстояние выстрела?». – Если в вашей градации это – «превосходно»… – «Можно подумать, я бы не догадалась о ваших недомолвках, ха! Я выросла в этой семье!». – …мне не хотелось бы знать о вещах, которые вы подведете под категорию – «отвратительно». – «Кто-то вообще доживает в таких обстоятельствах хотя бы до вечера, мой лэрд?».
Дислава окунулась под зеленоватую, наполненную медикаментами и отдушками воду, и вынырнула, осторожно ощупывая лицо.
– Благодарю вас за письма, – она смотрит на отражение зеркального потолка в воде, точно в призму.
Он не перечил ей ни секунды. И позволил уйти, не последовав за ней. Только уточнил у медиков состояние своей Лэри и сделал себе нужные пометки: когда проверить, какие признаки, что делать в тех или иных случаях. Формальность, кропотливостью доведенная до личного настолько осторожно, что доктор только посочувствовал Аноис заочно: сбежать от медицинского надзора ей с таким мужем не светило. Фиах отшутился примитивно на тему потомства, что было более чем одобрительно социально.
Пускай ее ответ и значил «когда-нибудь между дождиком в четверг и никогда», Ворон совершенно не испытал тоски по этому поводу. Напротив – все не должно быть слишком гладко, чтобы, зная исход, оставаться интересным. Кроме того, у него припряталось еще одно не законченное из-за прилёта Диславы дело. Еще несколько вежливых улыбок, изящных жестов и полу-откровенный разговор, исполненный идеально вышколенной вороньей ложью. Поладить с мужчинами клана было куда проще и, как бы на него ни шипела каждая проползающая мимо змейка, как бы ни норовила укусить ядовитыми зубками, что мать клана, что сестра Аноис, сдаваться Фиах не научился.
Он прекрасно знал себе цену. Но держал за зубами едкое замечание: «Ты так нападаешь на меня потому, что тебе я предпочел твою младшую сестру... Сложно признать, что она чем-то да лучше тебя, да?». Это было бы фиаско. Ему же нужен был покой в клане. Распутать все эти нити так, чтобы Дислава могла оставлять его одного без страха и угроз, что бы он мог снять с ее плеч те дела, что отвлекали от достаточно важных. Налаживать это стоило самому.
И все же он появился в ее ванной, получив весточку, что бешеный забег вернувшейся домой супруги закончен, и она изволит отдыхать.
– Полагаю, свое дело я перенесу. Это был не последний закат Сетха, моя Лэри. – Казалось, она совершенно не хочет как-то сменять уют теплой воды на прогулки и, тем более, что-то требующее физического напряжения. Пожалуй то, как она это подала, стоило всех препирательств с мужем ее сестры, закончившихся очень коротким, болезненным для Ворона спарингом, презрительным «слабак» в его адрес и… все же капелькой взаимопонимания.
Черные всегда повергали его, особенно если Фиах не собирался сражаться и намеренно сливал свою часть боя. Поддавки – тонкая дипломатическая игра и оружие ума.
– Если вы позволите, то немного займу ваше время своим присутствием, – вопреки ее жесту лэрд отошел сначала к умывальнику в совсем не той целью, что читалась в его жесте. Конечно, он вымыл руки, а заодно дал ей как следует себя разглядеть: никакого оружия, и если бы что-то было на руках, то вода забрала это. – Моя Лэри, прошу вас, оставьте это дело мне.
И впервые она услышала в его голосе не вопрос, не просьбу. Утверждение.
«Вам стоит сделать именно так».
Фиах подошел к ней, обходя ванну так, чтобы она точно видела каждое его движение. Доверие завоевывается не сломом границ, но мягким, плавным их изгибанием. Пока супруга была под водой, лэрд положил руку на край ванной и с каждым шагом скользил пальцами по ободу ближе к ней. Остановил движение, не коснувшись, пускай, и не обожжённой, но нагой плоти. Всего-то рука, но безупречность манеры требовала спросить.
– Если когда-нибудь захотите узнать об отвратительных вещах, то обязательно порадую вас рассказом, но, право, не сегодня, – Моргвен позволил ей увидеть, что он колеблется. И продолжил движение, так как внутри уже решил не задавать этот вопрос. Он остановился за ее спиной, мягко проведя пальцами вдоль шеи вверх.
– Моя сестра часто мучалась после долгих перелетов и дней с гордо поднятой головой. Видите ли, мышцам свойственно затекать, если у существа, столь грациозного в движениях как вы, они долго находятся в одном положении. Позволите?
«Это мир заменяемых. Но вам, Моя Лэри, я вполне покажу разницу между тем, как было, когда вы обходились без меня, и тем, как будет теперь».
Он знал – она остановит, если захочет, его движение – медленно переплетающиеся с волосами пальцы, уходящие от шеи к затылку. Простой массаж головы – доверится или откажет?
Ей бы восхищенно присвистнуть, да маска на лице мешает: а Вороненок то с когтями, ты глянь. «Оставьте это дело мне!» – ты подумай. Впрочем, с чего бы ей так и не поступить? Должен понимать, что парить на царственных крыльях в этом гадючнике не выйдет, придётся вырабатывать иммунитет к яду. Но будь она проклята, если у ЭТОГО не выйдет. Угораздило же её вляпаться в провидца!
– Я вам столько могу поведать об «омерзительном», можно будет выпустить целую серию мемуаров, – негромко проворчала она, завороженно наблюдая за тем, как муж (муж! муж! – когда она успела так вляпаться?!) встаёт у неё за спиной. Кожу и мышцы прямо свело по привычке, за спиной она видела только врагов и потенциальных врагов. Хоть не дернулась, и на том спасибо.
Ну как «не дернулась»...
Такими вещами занимались клановые врачи, Аноис особо никогда не жаловалась на мелкие неприятности вроде затекшей шеи или общих отеков. Дуэнде вообще не научены жаловаться, все это жестоко вытравливается из них ещё в бессознательном возрасте или вовсе проектом не предусмотрено. Анализ на грани здравой оценки состояния. Понял ли он, что её так настораживает? Наверняка, ума Моргвену было не занимать. Как и уверенности.
Шугануть разок, для профилактики? Предки милосердные, он даже не понял, какое оскорбление нанес...
Но Аноис склонила голову набок, убирая мокрые пряди с шеи на плечо и оперлась локтями о бортики ванной, прикрыв глаза. Не лучший способ нахождения общего языка с мужчиной, и уж точно не лучший способ ввести его в курс дела. Психология Змей – проблема Змей.
Ему не светило стать Целителем, настоящим, таким, у которого врожденный дар. Она повидала нескольких, и воспоминания об их манипуляциях тело хранило как самую дорогую потерю в жизни. Но лэри все равно прикрыла глаза, игнорируя резкие судороги от давнего невнимания к этой части организма и сосредоточилась на конечном результате, ощущая спасительное расслабление. Одно верное движение, надавить чуть сильнее – и можно попытаться переломить хребет. Ослабить. Вырубить. Она перебирает эти варианты и это будоражит даже сильнее, чем если бы Ворон наконец обнаглел и разделся, требуя причитающееся ему по праву мужа.
Она сильно сомневается, что он так когда-нибудь поступит. Но прецеденты были у Матери.
Дислава пребывает в полуобморочном состоянии, она осознает, что должна доверять тому, кого пустила в семью и к себе, ведь не маленькая же девочка, понимала и добровольно согласилась на дерзкое предложение. Но вот, выгода получена и самое время терзаться рисками. И терзания эти вытрепали ей все нервы за несколько месяцев!
Она перехватывает чуткие руки с силой, сжимая их едва не в готовности оторвать, и поднимает голову резко, ища взгляд Фиаха. У неё змеиные глаза, но что хуже – змеиная душа. И она никому не верит, даже себе, порой.
– Что мальчик из Золотой Сотни, надежда и гордость клана, которую с таким трудом удалось сберечь, делает в змеином гнезде? Что такого нашли пророки в семье предателей? Вы слишком умны, чтобы не отдавать себе отчёт в том, куда влезли. И кто я. И кто вы.
Она не зла, она его даже не боится, ей до смерти любопытно. Хотя интерес этот тревожный, ищущий подвох на глубинах. Аноис воспитана предателями. И ожидает предательства с каждым своим вдохом.
Позволила. Остальное было едва ли важно, хотя для себя Фиах отметил и то, как она следила за каждым его жестом, судорогу, и другие мелкие изменения в ее поведении. И осторожно заархивировал в памяти, чтобы потом, выбравшись из этой почти напряженной «схватки» за их отношения разобрать по мелочам каждую ее эмоцию, каждый жест. Тяжелый труд – угадывать все.
– Охотно верю. – Он отозвался почти эхом ее голосу. Об омерзительном сейчас говорить не хотелось. Да и не время.
Не время было и поднимать глаза на зеркальный потолок – ни разу за сегодня не сделал он этого. Супруг или нет, но требовать чего-то для себя он не станет. И воровать неположенное украдкой – не его клана дорога. Не смотреть больше, чем будет ею дозволено – лицо, руки, изгиб шеи и, пожалуй, линия ключиц. Что, кроме этого, можно назвать самым прекрасным в женщине?
О, эти змеи – подлые натуры предателей, которые по себе ровняют всех прочих. Но ворон – птица мудрая и терпеливая. Страсти скрытые, тайные и оттого куда как более яркие. Он подождет. Со временем Аноис запомнит, что он не враг и не станет им. Неважно, сколько лет уйдет на то, чтобы он занял свое место не в бумагах, а в жизни. Зато потом со всей страстью можно будет отдаться победе.
Руки его были столь трепетны и осторожны, но взгляд – только на лицо. Словно Фиах не мог, словно упирался в какую-то стену. Чуть больше, чем описано в правилах и этикете – обмен позиций. За каждый смелый шаг навстречу – два маленьких, рассчитанных отступления. Не будучи целителем ни в каком своем призвании, Моргвен, тем не менее, немало времени посвятил изучению тел тех, кто его окружал. Все, что он делал, было доступно любому, кто собрался бы обучиться – не исцелить, но расслабить. Не залечить ранение, но подарить покой.
Ворон слишком хорошо знал, как убить из этого положения. И даже мысли в своей голове такой не допускал – напротив. Открытый разум – захочет посмотреть, так вперед. Каждая мысль – чистая и прозрачная. Ни одной иллюзии. Но что-то подсказывало Моргвену – не полезет. И будет, конечно, права.
Он был готов принять от нее нападение. Безропотно склонить голову в любую секунду. И боль от ее захвата не становится неожиданностью. Но ей Фиах позволяет увидеть, как чуть кривятся губы – «ты делаешь мне больно» – как факт, но не как воззвание прекратить, или попытка что-то изменить.
Судорога проходит по телу.
Змеи.
Он встречает ее взгляд своим, взглядом ворона. Темным, глубоким, полным трех сотен загадок, пророчеств и призраков. Взглядом испытывающим. И все же – таким же открытым и теплым, как прежде.
– Вам известно, Моя Лэри. – Он улыбается и, покоряясь ей, опускается на колени, не позволив рукам сместиться или сжать даже мгновением сильнее. Кладет голову на бортик – это почти больно и режет висок, но он не покажет. Так ей не надо поднимать голову, что бы смотреть на него. Искусно сыгранная партия в поддавки. – Служит своей супруге, ищет пути сотворить мир на пепелище.
С голосом едва удается справиться, а плечо тянет от неудобной позы, но со всем этим можно смириться. Нельзя – с вопросами, на которые не пришло время отвечать.
– Вы – Аноис Дислава Амат, Я – Фиах Моргвен и МЫ супруги, моя Лэри. Что же до того, что вы хотите услышать: нет, я здесь не для того, чтобы совершить что-то с вашей жизнью, кроме как создать для вас все то, чего вы достойны. – Пауза, коротко облизывает губы. Нет, не волнуется, просто больно - Согласитесь, слишком мелкая интрига – давать вам такого как я, ради убийств, интриг или мести. Несоразмерная.
Вдох. Выдох. И одними губами, шепотом, достаточно опустив голову, чтобы лишь в ее плечо. Прикрыв глаза, чтобы не видеть лишнего и еще раз подчеркнуть свою покорность.
– Будущее, Аноис. Вот что нашел пророк.
Она невольно кривится, ее до зубовного скрежета раздражают традиционные формулировки обязанностей двоих в браке. Хрестоматийные такие. Тех, кто служит, у нее пол-клана, можно было не ввязываться в громкий скандал с Воронами, которые, надо полагать, сами до сих пор в шоке от произошедшего. Она бы покивала им солидарно, если бы не знала, что ее скорее заклюют, чем примут в свою компанию.
Аноис смотрит на коленнопреклонного лэрда и начинает догадываться, какой тактикой он привык работать. Белый, не воин. Прямолинейность – ее стезя, не его. Поэтому такое дурацкое чувство вечного подвоха, очень и очень верное чувство.
Да что там говорить?! Этот наглец только что щелкнул ее по носу, напомнив, что она допускает вопиющую фамильярность и грубость по отношению к генетическому партнеру. Напомнил, к слову, верно. Ее желание быть вооруженной во всем и всегда застило глаза, это не допустимо. Ни в браке, ни в жизни. Взгляд, он должен быть открытым. Иначе какой толк в том оружии?
– Весьма и весьма несоразмерная, – соглашается она. – В том то и дело.
Она ослабляет хватку пальцев, но не убирает руку. Что делать – не имеет понятия. Этикет в этом случае велит вежливо раскланяться и разойтись, не допуская конфликтных ситуаций между супругами. Дислава ни разу в жизни не видела, чтобы консорты Матери выражали свою преданность подобным образом, и не слышала тоже. Идеальный лэрд из Золотой Сотни начинает делать невозможное: пугать ее.
Вороны не зря носили свою черную репутацию, провидцы – не сказка, а редкая генетическая способность, ценимая на Сетхе не хуже силы воли Волков, например. Вопреки лицемерной сути всех дуэнде, черные и белые птицы вещали о будущем максимально правдиво, впрочем, порой не нужно было лгать, чтобы извратить правду. Есть тысяча и один другой способ. А с будущим и правдой шутки плохи.
Она не понимает и понимает одновременно.
Но если в мотивах Воронов замешано предвидение – это всерьез. Это совсем другой уровень. Опасаться нужно вовсе не удара в спину.
– И вы мне расскажете, что за будущее определило вам такую дорогу? – просьба. Самая настоящая. Формулировка вопроса – для отвода глаз самой себе, не иначе.
Аноис перекладывает влажную от воды руку на голову мужчины и осторожно гладит. Внимание и забота – не ее кредо, но она учится, честное слово. И даже не в нем, не в Фиахе дело. Еще отец, до отбытия на Орион в качестве заложника, напутствовал ей быть не столь острой и пережить для начала всю боль, которую она собиралась принести другим, чтобы научиться ее ценить. Ворон пока не заслужил ничего из того, что сегодня с ним произошло.
На самом деле, лэри Амат знать не хочет, что там привиделось ее мужу. Она не любила пророчества и видения.
Женщина вытаскивает вторую руку из воды и кладет на бортик, чтобы удобно устроить здоровую щеку на ней, совсем рядом, почти полностью повторив его позу. Пальцы, едва касаясь, скользят по темным волосам. Несколько дюймов между кожей, тепло вековой мудрости в его взгляде, а в награду – только резкость холодной змеиной натуры. Несправедливо.
Подумалось, что заслужил он куда больше. Такой мужчина не должен пропадать зря.
Не пропадет.
– Примите мои извинения. Моя резкость была недопустима, недостойна и безосновательна.
Он отвечает ей все так же улыбкой – спокойной, выверенной и открытой. Но в глазах – вот они, прежде сокрытые кипящие страсти. Учуял опасность и подобно любой птице, которую спугнули с курса, позволил себе повестись у собственных инстинктов на поводу. Сейчас это было самое мудрое из возможных решений – принимать ее действия такими, какие есть. Покоряться их природе.
«Неужели, моя Лэри, тебе не комфортно обладать не всеми знаниями? Так редко для Черных и тем ценнее».
Моргвен почти привык к этой боли, когда Аноис отпустила его. И позволил себе вздохнуть с нотками расстройства. К тем, кто любит боль, Фиах никак не мог себя отнести, но что-то завораживающе красивое было в ее змеиной хватке.
– Когда придет время, моя Лэри, и если к тому моменту вам столь же будет это не очевидно, он кивает, принимая ее слова и запоминая. Когда-нибудь, когда будет время. Не никогда – если подумать, Ворон даже мог мыслями охватить горизонт событий, которые перед этим произойдут. – Все чему стоит звучать сейчас: хороший исход этих событий вовсе не требовал быть настолько близко.
«Я выбрал тебя не только за то, кем ты станешь, но за то, кто ты есть»
Так привычно – не договаривать до конца, но давать понять. Дать прочитать в жестах и взглядах.
Под ее словно бы несмелыми прикосновениями Моргвен закрывает глаза. Вот так просто пускает предательскую натуру змеи править пространством событий. Он не следит ни за жестами ее, ни даже за дыханием, которое могло бы выдать порыв к любому действию. Нет. Вот, моя Лэри, ваше поле. И я склоняюсь перед вами. Отдаю вам свое доверие, зная, что однажды и меня ждет нож в спину. Переживу ли? Узнается потом. Ваш ход.
Под прикосновениями мысли текут охотнее и быстрее. Он открывает глаза ровно тогда, чтобы поймать ее взгляд.
И позволяет себе рассмеяться.
«Придушит сейчас или нет?»
Шаг за границу формальности.
«Вы не такая, Аноис. Вы не в правила и семейный этикет хотите обратить свою жизнь. Вы слышали когда-нибудь, что можно создавать свои правила?».
– Аноис, – по имени, но с прежними интонациями уважения и смирения в голосе. Нарушил правила и не потерял осторожности. Пренебрег, словно в движении парного танца услышал чей-то не самый значимый оклик. – Сейчас… Хорошо, приму, раз вы просите меня об этом.
Фиах поднимает голову и едва ли не впервые при ней расстегивает верхние пуговицы рубашки. Медленно. Взгляда от ее глаз не отводя. Едва ли не удерживая ее внимание такой простой манипуляцией без всяких лишних воздействий.
Несколько верхних пуговиц – только ворот. Так, что бы ей стал виден край единственного шрама – драной линии вдоль ключицы вниз, где уже под рубашкой и не видно.
– Этот шрам оставили мне когти Черного Ворона в день, когда на моих глазах был казнен мой брат. Если вы когда-нибудь сделаете мне настолько же больно, только тогда и извиняйтесь в следующий раз. До тех пор – никогда, прошу вас. – Фиах говорит так легко, словно рассказывает ей о цветении сирени под ее окном или ветке лаванды, что оставил на ее подушке не более часа назад. – Если бы я хотел безопасный брак, то остался бы в своем клане. Если бы хотел идеального этикета – уж точно не за вас бы боролся. Мне интересны вы, моя Лэи. Какая есть. Не рассыплюсь.
Он снова опускает голову – в этот раз на руку, чтобы не давать ободу ванной впиваться в висок, и в то же время голову поднимает чуть выше. Вот словно положи руку и придуши.
Лэри поджимает губы. Она не знает, как относиться к подобным откровениям, тем более почти что в одной на двоих ванне. Вороны вечно говорили загадками, полутонами, недомолвками. Самая близкая для них аналогия к правде – полуправда, порой так недоскажут, что лучше бы уж врали!
Змея понимает смысл, Змея не понимает причин. И за сим заканчивает копаться: она и впрямь не рискнет знать все сейчас. Очевидно, говоришь? Что ж, почему бы не побыть фаталистами, тем более все контракты подписаны, а клятвы принесены.
Женщина им заворожена. Не до бездвижной безмозглости, в приступах панического счастья или неконтролируемого вожделения, нет. Вожделение в ней, как раз таки, вполне себе контролируемое; Фиах как диковинный зверь, которому еще нет названия, забредший к ней по воле судьбы, и эту самую судьбу приносящий. У нее было несколько месяцев вдали, чтобы подумать над случившимся, и понять свое к нему отношение. И в этом Аноис, увы и ах, не смотря на весь свой ум, потерпела сокрушительное фиаско.
Она все мерила выгодой и рентабельностью для клана и ситуации.
О выгоде личной, не корыстной, а именно личной, услышала впервые, пожалуй. Увидела. Попала под нее. И это выводило лэри из себя. Она не любила чего-то не понимать.
О, ну вот мы и вернулись к привычному-основному, – с иронией подумалось ей, когда муж потянулся к пуговицам рубашки.
Женщина с затаенным интересом увлеченного зрителя смотрела на движение пальцев, на серьезный, почти бесстрастный взгляд, пытаясь почувствовать свое отношение к происходящему. В животе свело судорогой – это что еще за бунт на корабле? Тактично удалится? вы издеваетесь? Где она еще увидит такой театр одного актера?! Жаль, конечно, такой момент испортил...
Взгляд ее вырывает край рубца, опасно щурится и вся веселость и яд мигом испаряются. Идиотка. Он даже в этом обставил не только ее, но и всех консортов клана в целом. Аноис хочет что-то сказать, открывает рот и закрывает обратно, сосредоточенно гипнотизируя мужа взглядом.
Я сделаю больнее. Как пить дать – больнее.
– Мне это принять за оскорбление? – она кривит здоровый уголок губ в усмешке, хотя интонация вовсе не обидчивая. – Насчет этикета.
Змея продолжила его гладить, обводя подушечками пальцев широкие скулы и осторожно касаясь тонкой кожи на висках. Почти семейная идиллия. Еще бы не было у нее пол-лица сожжено, а вместо радости от нового (первого!) брака – паника. Отбрасывать глубинные мысли и наслаждаться тем, что на поверхности – не наш метод.
Дислава улыбается и отрывает руки от мужа, чтобы помочь себе подняться. Вода шумно плещет, сбегая по расцвеченной боевыми отметинами коже, остается в лужицах на гладкости пола, пропитывает глянцевую ткань халата. Лэри Амат обходит ванну, как несколько минут назад – Фиах, чтобы осторожно коснуться плеча, сжать его, мимолетно вновь огладив большим пальцем по лицу.
– Я знаю, что случилось с вашим братом. И считаю это варварстом, если позволите. Чем бы они ни руководствовались, последнее дело – уничтожать таких мужчин в клане. Тем более – близнецов.
На консоли в комнате мигало приличное количество сообщений, половина – от командиров СБ, часть – почему-то от сестры (эти особенно настойчивые, с перерывом в минуту), еще немного – от генохранительницы, и – от Матери. Она прочла только те, что прислала глава клана и генохранительница: было бы что серьезное, в домене уже стояла бы тревога, у а нее есть прорва офицеров, в чьи обязанности входит устранение внештатных ситуаций. Ментальные вопли Сафиэ можно вообще в расчет не принимать, она удалила их, не читая. Аноис обернулась к Фиаху. Ее Ворон, выстоявший в ее отсутствие против Матери и сестры, даже слова в упрек не сказал. Она, в принципе, знала, что подобное будет, еще из писем поняла. Змея села на стул перед большим зеркалом, наблюдая мужа в отражении и отворачиваясь от себя: не самая интересная маска из всех ею надеваемых.
– Вы просили оставить это вам. Тем не менее, мой совет лишним не будет: Сафиэ стоит... не стоит недооценивать. Она лучшее воплощение нашего клана, какое только может родиться на Сетхе, – женщина провела над зеркальной панелью рукой, высушивая волосы с помощью встроенных функций и взялась за старинный острый гребень со множеством зубцов. Внешность не была ее сильной стороной никогда, а волосы доставляли столько проблем, что... Ох, в пекло бы их, эти колтуны, наполовину спутавшиеся, наполовину сожженные в полете.
Выбор был сделан. Устал ли он любоваться ей там, в виденьях? Да. Но живая она была лучше – не фигура на высоких ступенях, облаченная черной чешуей и собственным величием, но живая, порывистая, юная. Такой, какой уже там, в видениях, не будет.
«Ты могла бы пройти этот путь и без меня, моя Лэри. Но сохранила бы ты сердце под стальною черной чешуей?» - Он улыбается этой мысли. Это не похоже не на что другое – выбор, принятие, смирение – каждому ли мужчине-дуенде удалось свершить столько за короткий миг? Каждому ли так много дано. Амбиции, Эгоизм, Жажда выгоды для своего народа или… Нет. Собственные страсти – глупо было лгать себе. Можно было бы наблюдать все с полета рядом. Он сам выбрал эту дорогу. Опасную, злую, из сотен случившихся и грядущих потерь.
Он даже читает в ее глазах иронию, когда останавливает руку на пуговицах и не расстегивает дальше. «Снова обыграл? Слишком много побед за один вечер, Аноис. Разбалуете меня».
– Попробуйте, – улыбается тем шутливым тоном, каким говорят «зачем?». – Тогда в следующий раз я вам совру, моя Лэри.
«И вы не отличите ложь от правды. Сейчас же ваш удел лишь недомолвки из которых, я уверен, вы сможете сложить картину целиком».
– Вы знаете не всю картину, моя Лэри. – За короткий миг он успевает поднять руку и коротко накрыть ее пальцы своими, отвечая на ласку лаской. Но замолкает.
Укусила. Больно. Острыми зубами по сердцу. Не так больно. Не пытается разорваться сердце. Не пытается треснуть голова от ужаса. Не разрывает легкие крик, который даже не может звучать. Но даже воспоминания об этой боли хватает, чтобы слегка потерять контроль над маской. И Фиах позволил себе отвернуться. Допустил, чтобы она увидела и его боль. Скользнувшую по лице тень усталости этих месяцев и то, что было глубже мудрости взгляда, каркающего смеха голоса.
Этот день он не забудет никогда.
Пока она не смотрела, Моргвен возобладал над чувствами, что колыхнулись внутри. Поднялся, чтобы пройти несколько шагов. Оставив ворот не застегнутым, он остановился чуть ближе, чем на расстоянии шага, и протянул раскрытую ладонь.
– Позволи...те? – Еще вежливо, сдерживаясь в этих словах. Она была первая с того дня, пред кем он был так открыт и первая, кто кроме членов семьи и врачей видел этот шрам. Позже она, как и все, продолжит видеть высокие воротники и глухие застежки. Но сейчас, как в те моменты, когда будет ее воля наедине, пусть смотрит. Больно? Что же, позволять причинять себе боль и принимать ее – вот доверие.
– Я приму ваш совет, моя Лейри. – Он улыбается так же, как в самом начале разговора. –[/b] Позволите совет скучной птице?
«За который ты точно меня придушишь, моя Лэри, но кто-то должен говорить тебе и не такое».
Он позволяет себе встать за ее плечом.
Дислава заламывает соболиную бровь и удивленно смотрит на застывшего в ее зеркале Моргвена. Вот уж чего никогда не пытались делать ее любовники и мужчины, так это... ухаживать. Нет, это было дико даже по меркам тех же орионцев, надо полагать. Рука с гребнем застыла, так и не дойдя до очередной прядки, и Аноис чуть склонила голову набок, едва сдерживая улыбку. Лицо под маской тут же дернуло болью, дернулась и она сама, мимолетно, едва заметно, но руки не опустила, наоборот – протянула гребень Ворону, заинтригованная.
Ворон красив. Ворон умен. Ворон хитер и силен. Ворон не зря попал в Сотню и по праву считался сокровищем своего клана. Наверное, в момент, когда он объявил о своем безумном решении, мать Воронов пожалела о том, что мужчины на Сетхе вообще имеют свою волю и мнение. Змеи обогатились, приобретя такого лэрда под свою сень, и, тем не менее, некоторые до сих пор позволяли себе этого не понимать. Аноис только диву давалась, что во главе этого стада – Сафиэ. Почему Мать не приструнит старшего отпрыска? Наблюдает, кто окажется сильнее?
Ни у одной из них не было права проливать кровь другой. Слишком ценны женщины и еще ценнее – их будущие дети.
Женщина откинулась на спинку стула, стряхнув волосы за нее.
– Не прибедняйтесь, – она сморщила породистый нос, – Вороны кто угодно – лгуны, пророки, вестники, но только не скучные птицы. Хотя формально вы теперь относитесь к Змеям, вряд ли под нашей крышей появлялся хотя бы один лорд, которого не исправит даже могила. Это будет совет или предсказание?
Аноис сощурила светлые глаза, больше похожая на кошку, нежели на змею. Ее плечи больше не были напряжены, будто перед ударом. Но едва ли она не успела бы выхватить игольник, затерявшийся меж многочленных флаконов и коробок.
Он принимает гребень из ее рук и видит ожидаемое удивление. Что же – вот вам еще одна маленькая тайна, моя Лэри.
– Есть множество мелких дел, контролировать которые лично вовсе нет необходимости. И множество мелочей, которые приятно передать в чужие руки, и освободить свою голову для важных дел. Вы прекрасно справились с этим в построении службы безопасности. Сделайте то же в своей жизни. – Он не смотрел в ее глаза ни секунды до последней фразы. Только на волосы. Медленно, с самых кончиков, ловя свободной рукой так, что ни разу ни дернул, несмотря на то, что ситуация и правда оказалась запущенная. Что ж, когда ты остаешься единственным мужчиной в доме, иногда бывает забавно научиться делать… мелкие, совершенно не для его поля деятельности, вещи. К счастью, вечно занятой матери было глубоко плевать, какие навыки, кроме обязательных, приобретает единственный живой сын, и кто вычесывает репей из волос ее единственной дочери.
Фиах почему-то уже тогда думал, что пригодиться.
– Когда-нибудь, когда найдете того, кому сможете настолько довериться. – Он не просит выбрать его на эту роль. Моргвен прекрасно знает, как играть свою роль на любом расстоянии. И о некоторых вещах можно и не спрашивать. Вот, например, расчесать ей волосы иди уберечь ее мысли о том, как витиевато строятся у него отношения с ее семьей.
– Что же до тех, кого не меняет могила… – Ворон вновь поднимает взгляд и ловит ее, качает головой. Снова оно – ехидное веселье взгляда. – Приятно познакомиться, но думаю, мы позволим вашей сестре думать иначе.
Белое.
Солгу, и ты даже не заметишь.
Построить отношения на иллюзии. Главное – помнить, где ее край.
– Вот и все. – Долгая, кропотливая работа почти в тишине. Моргвен не находил лишних сил отвлекаться от этой «тяжелой истории» – только едва слышно напевал себе под нос колыбельную, выученную в детстве.
Положив гребень на столик перед ней, Ворон склонился к уху супруги, не отводя взгляда пристального от отражения ее глаз в зеркале.
– У вас не должно быть глаз на спине, моя Лэри. Должны быть глаза, которым вы доверите смотреть. – Шепот. Тихий. Обжигающий кожу.
«Нападешь?» – вызов во взгляде. – «Или примешь?»
Много ли свет видел мужчин, умеющих так расчесывать волосы? Свет, может быть, и да. А она – нет. Дислава пыталась уловить в этом неприятное, неправильное, мешающее, и, кроме собственных предубеждений, ничего не находила. Сафиэ любила вскользь хвастаться тем, что она может заставить делать своих консортов, которых у нее уже было четыре штуки. Аноис для себя только что открыла: ей не надо даже заставлять.
Что святое сдохло сегодня в этом мире?
Фиах был искусным манипулятором. Белый Ворон, дипломат, политик и, предки ведают, кто еще, он брал ее умом и хитростью, шармом, быть может, а она, ошарашенная подобным уровнем мастерства, замешанном на уже личных отношениях, пропускала удар за ударом. Ей это не понравилось. Но тут ведь как... есть нюанс: каждый сражается, чем может.
Аноис не разделяла его оптимизма насчет старшей сестры. Пикировки Белых грозили головной болью всем остальным, Черные же настолько привыкли, что при первых признаках тут же организовывали тотализатор, больше даже из интереса, нежели желания заработать. С нее ведь станется притвориться, от старшей дочери Матери клана можно было ждать вообще чего угодно. Единственный барьер, который не могла преодолеть еще Сафиэ – родительница, всевластный Матриарх. Сохрани их предки, чтобы это и дальше было так.
Она смотрела на медитативно работающие руки мужа и успокаивала себя тем, что они попросту слишком разные. Она видела невозмутимых, видела куда более сдержанных, видела куда более хитрых. Но конкретно этот взятый лэрд был теперь с ней связан, и ее мера потрясений на сегодня иссякала катастрофически. Ей хотелось его знать, рассказать что-нибудь, но вбитые с детства железными прутами и пощечинами установки дуэнде кипели на градус выше.
Не будь она Черной, все было бы по-другому.
Но Белого Ворона угораздило жениться на главе СБ Змей. Возможно, на самой злобной из них всех.
Вместо спасибо, вместе благодарного взгляда в ответ, Аноис резко схватила Фиаха за руку и дернула вперед, впечатывая за волосы в столешницу и до невозможности быстро отбрасывая от себя стул, всей немалой силой вжимая мужчину в надсадно затрещавшую мебель. Звон – посыпались флаконы и стекло, разбиваясь об пол, дуло игольника – у самого виска. И никакой злости, хотя у нее едва заметно дрожат руки – от боли. Кажется, маску придется носить не один день.
– У лэри будет то, что она сочтет нужным иметь, – болезненно холодно поет сладким ядом Аноис, только усиливая хватку, – Доверие, мой лэрд, – она, тем не менее, все еще признает его официально. Очень и очень официально, – товар дефицитный, на Сетхе, как ресурс, отсутствующий. Совет ваш столь же мудр, сколь бесплотен.
Она рывком отбрасывает его от себя, отходя в сторону, бесстрастно наблюдая за тем, как качается массивное зеркало и падает на пол, жалобно разбиваясь на осколки и тончайшую электронику; как Ворон противостоит и силе упругости, и силе тяготения, живой и даже почти невредимый. Он точно задел тревожную черту, даже поверженный – идеален. Забери его пекло!
Аноис перезаряжает оружие и цепляет кобуру к бедру, не отягощая руку. Отчаянно захотелось сбежать. Кто ей запретит? Вот, консоль пестрит на столе, сообщений навалом, найти среди них вескую причину – раз плюнуть.
Она так не сделает. Ее не было дома много месяцев. А игнорирование проблемы – один из традиционных методов ее решения.
– Не знаю, как было принято у вас. Здесь заново придется учиться даже дышать, Фиах, – она даже не раздражена. С таким выражением лица обычно убивают, – Чем быстрее вы это поймете, тем меньше получите.
Черные остаются черными. Любые тонкие игры с ними – это всегда опасность для собственной шкуры. Фиах понимал это в каждом жесте, и за каждый был готов ответить. С болью у него были сложные отношения – Ворон был из тех кто достаточно ее боится, чтобы стараться избегать любого потенциального столкновения и, вместе с тем, спокойно принимал ее, если это было ожидаемо. Если успел подготовить свое сознание к этой мысли.
Змеи кусаются чаще и больнее. Предатели, отступившие перед врагом, они и прежде были образцом подлости, теперь же и вовсе видели врагов во всех. Мнящие себя холодными, но по настоящему вспыльчивые твари. Что ж – иначе было бы до отвратительного просто и скучно, да?
Моргвен поступает с ней ровно так же, как с консортом ее сестры. Проигрывает без боя. Не встречают ее действия сопротивления. Болезненный перехват руки не стирает улыбки с лица Ворона, несмотря на то, что он отлично знает, что будет потом.
Где-то глубоко внутри, за сотней лживых масок, что-то незримое сжимается в комок, закрывая голову крыльями и тихо, но истошно каркает. Словно «ну сколько раз за день тебе должно влететь, чтобы ты стал тихоней?».
Стекло. Что ж – могло быть хуже. Таким весельем можно и без глаз остаться. Впрочем, кому из них в этой ситуации стало бы хуже?
Ему хочется рассмеяться. Над ее высокомерием. Над тем, как легко она запутывается сама в собственный кольцах холодного обмана. Что ж – главное, что он хотел узнать, Фиах узнал. Испугалась и отпрянула – он все пытался угадать, когда же это случится.
Он отступает назад от ее толчка и это одно позволяет не упасть. Выровнять равновесие. Меньше секунды нужно, чтобы прийти в себя. Совладать не с лицом, но с дыханием.
Моргвен поднимает руку и легким, таким же смеющимся движением, стирает кровь, заливающую глаз. Не надо быть пророком, чтобы знать – рассечена бровь. Не смертельно, но много крови. Ноющей болью напоминают о себе потрепанные днем ребра. Саднит руки, обсыпанные стеклом – хорошая привычка подставлять под себя ладони – хотя бы было не так больно столкнуться со столом.
И все же он стоит. И на пятый вдох его дыхание выравнивается, а губы возвращаются к прежней теплой улыбке. И хотя кровь новым потоком заливает глаз, отчего приходится не очень изящно щурится на один глаз - в остальном Моргвен потрепан, но не унижен и как прежде изящен.
Медленно, давая ей увидеть, что делает это не от боли, но по собственной воле, Фиах опускается на колени. И усмехается. «Но имя помнишь, да, моя Лейри? Что ж, гнев тебе к лицу».
- Как вам будет угодно, моя Лэри. – Крайне вежливая фраза. На той границе, где ее фальшь слышна.
«Хочешь, я совру. В следующий раз ты не увидишь разницы».
Она злится, потому что не должна была так поступать. Фиах наступил ей на хвост, пребольно пнул паранойю, но это все равно не причина. Ничто не может быть причиной между супругами, для этого древние и создали этот этикет. Дислава смотрит в сторону, вид его, коленопреклонного, щемит сердце еще больше. Счет, между тем, был уже 2:0.
– Превосходно, – все так же ядовито поет лэри. – Значит, с этим мы разобрались. И никогда больше не вернемся.
Легкое касание пальца ставит игольник на предохранитель…
…Аноис терпеть не может натыкаться на всякие тумбочки, ее стремление к минимализму граничит с аскетизмом. Минимум мебели – максимум пользы. Прекрасные Змеи, ведя негласное соревнование мужей, оружия, нарядов и личных покоев, презрительно кривят губы, отдавая ей последние позиции в пари, которое она даже не заключала. Лэри Амат не интересуется этим. Она больше отдает предпочтение фактурам, нежели формам.
Консоль все так же мигала новыми сообщениями. Требования генохранительницы – все настойчивее. Клановый доктор требует явиться для снятия дренажа и осмотра. Мать не беспокоит – и на том спасибо. Аноис не хочет вставать, свернулась в клубок под простынью не такой чтобы широкой кровати, и ловит серые рассветные тени. Еще чуть-чуть, и солнце начнет назойливо пробиваться в окна, оповещая Сетх о начале нового дня. Женщина начинать его не желает. Сейчас, наедине с собой, можно признать, что она разбита. Раны это ничего, раны заживут. Но нервы вытрепаны в махровую ветошь, всеми и сразу.
А еще этот Ворон…
Она поступила так, как подсказали ей инстинкты. Манипулировать собой она не даст, но доводить до откровенного рукоприкладства – не достойно лэри ее положения. Кто бы что ни отпускал в ее адрес, Аноис знала и свое место, и свои обязанности.
Опять они про обязанности.
Предательская мысль о том, чтобы прикрыться Вороном и сутки не выходить на контакт с внешним миром, прикрываясь молодым мужем, кажется не такой плохой, пока воспоминания не касаются вчерашнего. Всего этого, от и до.
Лаванда пропитала все, въелась в волосы и зацвела в них обрывками соцветий. Она было отвернулась от нежданного презента и спокойно уснула. ну как, спокойно... Поутру ее ждала ожидаемая бытовая неприятность в виде цветов в кровати, которые не выдержали беспокойного ворочания на простынях. И, тем не менее, лаванда теперь была везде и всюду.
Змея заворачивается в простынь и тихонько касается стены, открывая себе проход в лазарет. В столь ранний час народу будет немного, а те, что есть, и вякнуть ничего не посмеют. Эка невидаль – полуголая лэри в лазарете. Пока снимают маску, она мучительно вспоминает все, что знала о клане мужа и прикидывала, как они отреагируют, если она даст ему развод? Как отреагирует он? Куда пойдет? И что потом с ней сделает Мать.
– Вам лучше не выходить на солнце 48 часов, – говорит доктор и возвращает ей лицо. Чуть припухшее и с бледной, в венах, кожей. Но родное.
Отредактировано Аноис Амат (17-08-2017 14:30:50)
Фиах позволяет ей уйти, больше не шелохнувшись. А потом оседает на пол, опираясь спиной о стену. Ворон устал. Эта игра изматывает больше, чем ритуальные споры с матерью. Собственные руки сводит острой болью – он так и не вынул стекла.
Прежде чем что-то меняется, Моргвен позволяет себе гримасу боли. Прежде, чем придут те, чьей работой является восстановления порядка – им он покажет улыбку, уже выходя из помещения. К тому моменту ничто не будет подсказывать стороннему наблюдателю, что пара капель крови на полу – не потому, что он случайно порезался при бритье.
Бровь приходится сшивать – кровотечение не останавливается, а слабость начинает захватывать. Но и тут Фиах обходится без помощи. Ума для этого не надо. Проще было бы прижечь по старинке, но это бы точно испортило его лицо ожогом.
И даже ее Матери, что все же вызовет его на разговор и задаст этот вопрос, Фиах, не моргнув и не дрогнув, ответит ту же сладкую ложь: порезался. Оступился. Нет, ваша дочь очень мила со мной. Нет, наш брак идеален и не требует вмешательства. Да, змеи потрясающий народ, и я увлечен вашей культурой от и до. Конечно, все хорошо.
Она посмотрит на него так, что Ворон невольно усмехнется. Все знает Мать змей – свои у нее осведомители. Но жалобы из него ей не выбить. Ни ей, ни ее консорту, попробовавшему в откровенный разговор по душам. Нет души у Воронов, вы не знали? Отдали за будущее, что так же туманно.
Ночь пройдет для Фиаха тихо. Отдельная спальня – лучше изобретение. Возможность не держать лицо. Скривиться от боли садясь – ребра. Руки. Кашель пол-ночи заставляет не спать – больно. Жжет. Просто ушибы.
Сон застает его за книгой. Наваливается, подхватывая под уставшие руки. Душит.
Полет долгий. Почти бесконечный. Сорвавшись с высокой скалы вниз. Крылья несут его прочь. Над землями Сетха. Долгий, свободный полет прежде, чем Ворон увидит то, что может быть интересно. То, что ему во сне не знакомо совсем, но тот, кто видит сны, знает что это. Черную чешую плавно скользящей огромной змеи.
Блестит на солнце холодная, отражающая каждое движение. С этой огромной мощью. И он стремится к голове змеи. Стремится, как когда-то, до того как увидел впервые высокие ступени. Стремится к изведанному.
И просыпается от чужого голоса.
Фиаху требуется минута, чтобы понять что происходит. Он с трудом выходит из таких, пророческих снов. Реальность и время сплетаются с ирреальностью сна, создавая в сознании причудливые вихри.
Взгляд ко взгляду – не стоило быть так близко.
Нет, медиков ни звать, ни тем более вести к ним не надо. Ерунда.
Моргвен оттирает кровь с лица, но абсолютно уверен – Диславе доложат и этот прокол. Хорошо, если только ей.
И остается сидеть на кровати, когда чувствует, что встать выше его сил. Совокупность факторов подвела – что ни говори. Ворон не тот, кто привык к таким трепкам и уж тем более – не столько в один день. Около часа уходит у него на то, чтобы снова, словно с нуля, овладеть своим телом. Чтобы заставить каждую мышцу – перегруженную, а то и надорванную вчерашним днем, покориться.
Запекшаяся кровь на лице не делает картину лучше.
Когда он встает, его шатает. До зеркала три шага, но пройти их – пытка. Еще большая – спиртом содрать засохшее с кожи. Повторить процедуру с руками. И зашить заново. На живую. Не крича от боли лишь потому, что зажимает в зубах ткань. Вчерашний адреналин отпустил, и теперь все было ровно так больно, как должно.
«Интересно, если я вообще не выйду? Лучше. Слягу к чертям с этим всем? Нет, она просто выиграет у меня очко. Первое. И не то, что нужно этому браку».
Ворон заставляет себя. И подчиняет день положенному распорядку.
Ты хотела по правилам, моя Лэри? Кого из нас быстрее начнет передергивать?
– Если он тебе в тягость, то Сафиэ с большим удовольствием заберет его себе. Мальчики из Золотой Сотни на дороге не валяются. А показывать свой норов тебе стоит на службе, у тебя для этого – целый Орион.
– Сафиэ не лопнет с пятого консорта? – едко поинтересовалась у Матери Аноис.
– Она, во всяком случае, знает, что с мужьями делать. Не хочешь получить у нее совет? Уверена, сестра тебе не откажет.
– А спросить самого лэрда вы не желаете?
– Лэрд будет делать то, что ему скажут.
!!! – все, что удалось ей подумать на такое смелое заявление Матери.
Этот?! Может быть. Только вот все равно приведет в своему знаменателю, будь ты трижды наследницей клана или Матерью.
Ей хотелось придушить сестру еще больше, чем накануне. Она на секунду, на крошечное мгновение захотела стать сиротой. Соперничество дочерей для матриарха новостью не было, только если Белая Змея вовсю пользовалась своими привилегиями и статусом, Аноис четко знала, что допускать открытой конфронтации со старшей сестрой нельзя. Клан не может себе этого позволить. Пусть на ее стороне половина воинской касты, только выше есть еще Мать, которую они уважают или боятся больше. В этом вопросе Аноис оказалась одиноким воином в поле. Впрочем…
Фиах сумел выжить, пойдя наперекор воле собственного матриарха, клана и едва ли не всех дуэнде, что ненавидели Змей люто и не без оснований. Он виртуозно выживал в одиночку и сумел привлечь к себе именно то внимание, которое защитит его даже от нее. Надо только поверить, что он и впрямь союзник, заглушить вековые инстинкты, сделать шаг навстречу.
Какой смысл связывать мужчину обязательствами, если тебя саму они тяготят? Какой смысл иметь мужа, если ты боишься его? Хочешь, но боишься.
Это не ревность. Это рациональность, – разбирает она свои мотивы, пока идет по домену в поисках консорта. – Не в Золотой Сотне дело: нельзя неволить пророков, которые знают, что делать.
Лэри влетает в собственное крыло, одновременно предупреждая мужа сообщением о своем приходе. Она чуть дергана, возбуждена, тревожна, но не зла.
– Мой лэрд, – как-то по-другому звучит это местоимение от нее сегодня. – Мне необходимо немного вашего времени, – нельзя просто прийти и сказать «Пошли со мной!». У дуэнде так не делается.
Сообщение застает Фиаха в попытке взяться за чтение. Руки отчаянно болят, и перелистывание текста доставляет больше неудобства, чем стоит терпеть. Как раз между мыслью о том, чтобы продолжить это издевательство, и той, что зовет выбраться на воздух. Возможно, найти здание повыше и посмотреть в открытое небо. Или элементарно закурить, отстраняясь от общества дуэнде.
Чуть позже, в любом случае, идут все те бесконечные ритуалы семейной жизни, вроде совместного ужина, которые он не станет игнорировать не под каким предлогом.
Отчаянно хочется послать ее к предкам. Напомнить, что он не обязан проводить с ней каждую секунду своей жизни и перед ней и кланом у него тоже есть обязанности иного толка. Сейчас, когда он слаб, особенно не хочется. Когда уязвим, измотан вчерашним. В такие дни прежде он сбегал прочь. У Змей – гулять по округе. У Воронов забирался в архивы или так же – обходил поселение кругами как можно дальше от других дуэнде.
Но нет.
Если он поступит так, то она увидит его слабость.
Фиах срывается с места, отсылая ее короткое «Айе, моя Лэри».
Перед ней он появляется вне собственных комнат. И снова образцово-идеальный вид, если не считать мелочей, вроде повязок на руках и над бровью, скрывающих уродство рваных ран и собственноручных швов.
Впрочем, нет, она и этого не должна видеть – Фиах, не стесняясь, рисует для нее иллюзорную реальность, где нет никаких повязок и ранений. Незначительное отхождение от реальности: едва ли возможно заметить, тем более, что нет причин сомневаться.
– Доброе утро, моя Лэри. Вы желали меня видеть? – Он склоняет голову, приветствуя ее поклоном. И смотрит только в пол. Даже ехидная усмешка остается в одном лишь взгляде: ты же хотела по всем правилам, моя Лейри. Нравится?
– Превосходно! – и сегодня в этом слове куда больше искренности, чем накануне вечером. – Следуйте за мной!
Ей, правда, так проще. Может быть, разговор по душам скорее донес бы все, что у нее было на уме, но безопаснее было так. Для обоих. С утра, она хотела прийти и предложить Фиаху спокойный безболезненный развод. Днем, когда страсти в ней поутихли, она отмела эту мысль, как недостойную. Сейчас же… Генетический партнер – нечто большее, чем просто супруг, любовник и прочая. Это партнер, надежный партнер, убийство которого карается строже измены. Неофициально, к несчастью.
– Мой лэрд, могу я спросить: чем вы занимались в вашем клане? Что входило в ваши обязанности?
Многочисленные коридоры сменил стеклянный лифт. Дверь за ними бесшумно съехала в сторону, но в самый последний момент остановилась , пропуская опоздавшую пассажирку в кабину. Лэйри Сафиэ лучезарно улыбнулась Фиаху, сверкнула поверх улыбки глазами на сестру. И выбрала четвертый уровень. Хотя они ехали вниз.
– Мой лэрд, моя лэри, как приятно встретить вас, – Белая будто бы сама искренность, хотя даже не старается сдержать свой буйный лицемерный темперамент, – Прогуливаетесь? Ты показала лэрду оранжереи, Ис-Дис?
– Как раз туда направлялись, – спокойно ответила Аноис, не моргнув и глазом на фамильярное прозвище.
– Да? Может, составить вам компанию? – это она явно спрашивала не у нее, а всецело подарила внимание зятю.
Сафиэ Амат, вся – алебастр и золото, высокая, поджарая, гармоничная, выше Диславы на голову. Идеальная, подчеркнуто совершенная, в одежде всех оттенков белого. Во всем в пику Черной своей сестре. Золотисто-карие глаза встретились с льдисто-зелеными и в лифте как будто бы стало холоднее.
– В другой раз, – все так же ровно пела Змея, – Я зайду к тебе за советом, Мать об этом настоятельно просила.
– Каким?..
Дверь распахнулась и Аноис стремительным движением ухватила Сафиэ за золотистую косу и придала нахалке поступательного ускорения наружу, под заливистый едкий хохот последней. Дверь вновь закрылась.
Лэйри несколько раз вдохнула и выдохнула, почти не слышно. Почти помогло убрать кровавую пелену с глаз. Эта стерва, эта заносчивая дрянь… Она, в самом деле, не лопнет с пятого консорта?!
Лифт опять пошел вниз.
Отредактировано Аноис Амат (17-08-2017 21:27:44)
И он следует, ни слова ей не сказав. О том, что идти неприятно – почти режуще больно. О том, как кружится голова, если за ней поспевать. Ничего – не мальчик.
– Конечно. Как вам будет угодно, – предельно вежливо и там, где ничто, кроме этикета, не обязывало так говорить. – Как вы знаете, моя Лэри, я пророк. Это была большая часть моих обязанностей, а кроме того, участие, как в безопасности клана, так и во внутренних его… скажем так, дипломатических делах.
Вороны – закрытое сообщество. И потому внешних связей у них – единицы. Не сторонники людных приемов и торжеств, они отточили искусство дипломатии как войны: всегда на их условиях и всегда с выгодой. Кроме одного случая. Этого.
Леди Сафиэ он приветствовал таким же учтивым поклоном, но далее молчал. Ни жеста, ни слова. Так, что даже будучи не то чтобы знакомой, она удивилась – холодная, идеально вышколенная по этикету выдержка не то, чего хотели от мудрых воронов. Ни здесь, ни где-либо. Говорят, только мертвые птицы идеально вписываются в правила – у живых размах крыльев не позволяет.
А Фиах даже не моргнул, когда змеи сцепились между собой. Так и остался позади супруги, почти вплотную к стенам лифта.
Когда-нибудь в иное время, на иных условиях, он бы улыбнулся супруге. Он бы принял ее жест с легкой иронией. Может быть, встрепал бы ей волосы, осторожно целуя в плечо. И обязательно сказал что-нибудь об огненных пустынных змеях и ее грации. Не сейчас.
Будет ли она достаточно умна, чтобы вернуть себе сторонника, друга и лишь в следующие очереди мужа и любовника, или все же гордыня не позволит?
Моргвен делал на Аноис ставки. Не в первый раз.
«Ну же. Не свидетелем же перебранки с сестрой ты хочешь меня сделать».
Она восстановила пульс после того, как избавилась от Сафиэ. Хотя в данной ситуации, восстанавливать нужно было не только его. Змея посмотрела на мужа точно стеклянными глазами. Пожалуй, стоило быть сестре благодарной, ее хамская самоуверенность придала Диславе недюжинной решимости.
– Меня заботит возможность того, что вы прозябаете в пока еще чужом клане. Иными словами, не представляю, как вы не умерли со скуки в мое отсутствие, – «Вы им научитесь наслаждаться, это явно», – У вас незаурядный талант и светлый ум, мой лэрд. Боюсь, что я должна просить вашей помощи.
Лифт мягко замер где-то на подземных уровнях и открыл дверь, выпуская их в освещенный ультрафиолетовыми лампами коридор, к массивным ангарным дверям. Аноис повела ладонью над приборной панелью, чтобы система пропустила их внутрь. Смешно сказать: женщина инстинктивно чуть дернула рукой – жест, в котором проверяют оружие в кобуре и снимают его с предохранителя. Призрак жеста. Издержки воинствующего матриархата.
Оранжереи, которые клан разместил под доменом, представляли собой маленький мир внутри мира. Если обмануться незнанием, то можно заподозрить в теряющемся своде потолка настоящее солнце и небо. Настоящая земля упруго пружинила под ногами дерном, вскармливая многочисленные плодовые деревья и лекарственные культуры. Конкретно в этом зале одуряюще пахло спелыми яблоками, что клонили ветки вниз и засыпали узкую тропинку. Лэри прошла мимо них равнодушно. Как и мимо множества остальных, лавируя по какому-то безумному зигзагу между секторами.
– Я бы хотела попросить вас заняться внутренними патрулями и младшим офицерским составом, – пропела она, срывая на ходу почти черную сливу, – У вас, в отличие от меня, навыки работы с чужим поведением имеются. Как и представление о том, что есть СБ.
Влажный, удушливый тропический лес явно хотел их сожрать, мясистые листья хлестали и не давали пройти в полумраке плотно переплетенных ветвей. Змея неожиданно сиганула с тропы в сторону и исчезла в этой зеленой биомассе, впрочем, это была видимость. Она покорно дождалась мужа, и они несколько десятков метров вдвоем пробирались между замшелых корней и прелой листвой, пока тропические папоротники не сменились прохладой сырого камня. Расщелина была настоящая, не просто «как настоящая», а – настоящая. Темнота породы обожгла непривычным холодом, пробежалась по позвоночнику, впиваясь тысячей иголок в виски: здесь глох не только любой сигнал, но и ощутимо давило на сознание. В какой-то момент, голову точно раскаленным обручем опоясало...
И все закончилось. Свежий поток воздуха бросил в лицо горсть радужных брызг, и они выбрались из узкого каменного разлома к круглой каменной мостовой галерее, стоящей прямо в воде над водопадом. На противоположной стороне угадывалось некое строение, полностью попадающее в один стиль с камнем под их ногами. Все заглушки точно испарились.
– Когда мне надоедает их безграничная забота и внимание, я прихожу работать сюда. Сигнала здесь нет, это правда, любая информация доходит исключительно оффлайн. Зато никто не подслушает, не пролезет и не достанет, – она положила ладони в карманы, вдыхая влажный, свежий воздух. – Я нахожу, что вам было бы интересно взглянуть на такое место. – «Ведь все мое теперь твое, не так ли?». – И только что дала вам персональный доступ. Чтобы вы могли здесь появляться по мере надобности. – «Это все, что я могу тебе подарить сейчас. Большего у меня нет». – Вы вчера упомянули закаты на Сетхе. Не слишком их люблю. Но ценю то, что вы для меня делаете.
Она все заметила: и руки, и «гламор» поверх, но не стала делать на этом акцент. Он попросил оставить это ему – законное право. Фиах должен научиться справляться с лордами. С ней – тоже. Она не чувствовала вины за вчерашнее, только за то, что не удосужилась объяснить причины.
Маска его почти трещит, когда очередная ветвь задевает шов на лице. Это больно настолько, что лэри успевает увидеть и перемотанные руки, и повязку на лице – секунды, которых достаточно. Секунды потерянного контроля и внимания. Мгновения разбивающей усталости.
– Ожидаю ваших инструкций, моя Лэри, – Фиах признает – занять чем-то руки ему отчаянно нужно. Как и голову. Это позволит реже встречаться с ее родней и собственными видениями. Опять-таки упростит интеграцию в это скользкое общество. Однако ей не его согласие нужно, если верить этикету, а лишь покорность и внимание.
Моргвен запоминает дорогу, но совершенно не любуется на красоты. Этому он найдет время после. Когда останется один и сможет обрести покой в этих своих действиях.
А потом случилось это. Фиах мог переживать глухоту сигнала только очень осторожно. И в большей мере – когда был увлечен каким-то другим делом или прятался за собственными защитами. Открытое сознание было опасно любым чужим проникновением. В том числе – блокирующим.
Ворон смог сделать шаг вперед и все же рухнуть – от боли подкосились ноги, и ощущение выжатости легло под руку. Он помнил это чувство. Один раз с ним такое уже было, когда приложило со всей силы, и сознание не нашло, на что отвлечься, чем закрыться, как не пустить – оставить давящей силой в вне, а не проникающим ножом внутри.
Тяжелое дыхание, ощущение плывущих перед глазами контуров – вот тебе и милые шутки в этикет.
Знала ли она куда ведет его? Да.
Что ж – Вороны были злопамятнее иных птиц, ибо мудрость их граничила с безразличием. Моргвен легко повел головой и поднялся на ноги, фыркнув. Нет. Он не станет ей что-то объяснять.
– Благодарю за заботу, моя Лэри, – его голос все еще чуть дрожит, но к концу фразы это исчезает. Он смотрит без улыбки: чисто, смиренно. Но ровно так, как стоит относиться к формальным поступкам.
Он даже не разворачивает ей мысль. О тех местах недалеко, которые нашел. О специфических ощущениях полета и отсутствии других дуэнде на таком близком, но все же пустынном месте. Еще одна зона безопасности и в то же время – уже не сейчас.
Ворон подходит к перилам галереи, оставляя Аноис за спиной. Несмотря на то, что этикет не регламентирует вот такие моменты, он с легкостью демонстрирует ей прежнее доверие с совсем другим привкусом. Искренность была вчера, сегодня – больше формально.
За что боролась, за то и напоролась. По поооолной программе. Не сказать, чтобы это ее огорчало, Аноис слишком мало знала о человеке, за которого вышла замуж, чтобы судить, каким он ей нравится больше.
Регламент все упрощал. Да?
Сейчас она готова была поставить на обратное.
И как он вчера просил, извиняться не собиралась.
– Вы просили меня не вмешиваться, – и она это уважает, видят предки. – Но ходить с отметинами ваших ратных подвигов – это уже лишнее. Не знаю, чего вы добивались этим, но в следующий раз все может кончиться убийством. Не вашим, разумеется. Вы попали к нам в самый разгар клановой грызни, и каждое событие, каждый разговор и каждый синяк имеют значение. Вы осознаете, что я просто убью того, кто вас затронет в следующий раз, будь он консорт Сафиэ или Матери?
Это не вменялось ему в вину. Даже то, что он не поставил ее в известность. Как муж, он мог использовать все ресурсы, что давал ему его новый статус, без зазрения совести и прикрываться что ее именем, что новым кланом, но... Выглядело это все со стороны более чем вызывающе. Аноис никому не позволяла над собой потешаться со времен победы над наставником, и уж тем более не собиралась начинать это в отношении мужа. Мужчины разбираются сами.
Только вот формально они все равно под протекцией жены. Не с сестрой же ей грызться, в самом-то деле?
Она движением пальцев запустила миниатюрную консоль на запястье и скинула все необходимые данные для того, чтобы взять в свои руки часть СБ: доступ, схемы, карты, списки личного состава и коды к делам. На самом деле, она почти скопировало все, что у нее было.
– Офицерский состав уже проинформирован, распоряжения я отдала, Мать клана их одобрит. – «Пусть попробует этого не сделать». – Могу я рекомендовать вам посетить лазарет или, в случае крайнего недоверия нашим коновалам, хотя бы дать мне вас осмотреть?
Маленькая импровизация не повредит спектаклю? Стоило бы отказать, конечно.
И уверить, что пойдет к медикам.
Но нет.
Моргвен легко развернулся, позволяя себе вольность позы – опереться на перила позади себя руками.
– Моя Лэри, я достаточно осмотрителен, чтобы ваша сестра заметила ничего из того, что успели заметить вы. Что же до прочего, полагаю, что акт самоубийства не входит в ваши планы и цели, так? – Фиах улыбнулся ей как прежде, вчера. Десять секунд – не больше. Вот, маленькая змейка. Почувствуй тепло человека рядом. Проникнись тем, от чего так легко спешишь отказаться. – Я не хотел, не хочу и не позволю тому, что происходит между Нами стать достоянием гласности для вашей семьи, Моя Лэри.
Поклон. Больше шутливый, чем действительный.
Простые шахматы: если пойти в лазарет, то ее мать и сестра узнают. Если узнают, то к ней будет множество вопросов о том, почему она сделала это. Подобные поступки и последствия за границами «хорошего тона».
– Именно из-за того, что происходит в вашем клане, вы единственная, кому я позволю что-либо увидеть и отсмотреть. Если у вас есть такое желание, однако достаточно терпимо справляюсь и сам. Несколько дней – и следа не останется.
Конец сцены. Снова холодная вежливость, собранная поза. Последнее, что он дает ей увидеть – как переводит взгляд с ее лица на водопад и кажется – едва ли не на мгновение – что все же взлетит. Нет, не Ворон – дуэнде, хотя нужное чувство так просто создать. А после непроницаемое выражение лица. Еще один вежливый теперь поклон – извинение, что отвлекся на пейзаж от ее слов.
– В таком случае, непременно займусь этим сегодня же, если у вас, моя Лэри, нет иных планов на мой день.
Фиах продолжает это делать, даже получив, больно получив. Нет, спору нет, наставить на мужа игольник – было уже перебором. Но если брать в расчёт её воспитание и рефлексы...
На долю секунды, ей радостно от его улыбки. На другую – опять страшно, опять подвох, змеиная кожа в миг покрывается крепкой броней.
Как найти баланс между миром и страстью, если ты конченный параноик?
Ответ то прост: поддаться либо одному, либо другому. Привыкшей к условному одиночеству Аноис невыносимо контактировать с дуэнде, который видит на её месте свод запротоколированных правил.
Это его «между нами» бьёт по ней больнее заряда из лазера. А что, собственно, между ними?
– То, от чего Сафиэ всполошилась и пытается сместить тебя с должности. Пф... Пусть теперь попробует пободаться с Вороном.
Если затевалась это как акт внимания перед мужем, то теперь Аноис даже интересно, что из этого выйдет.
– Покажете мне руки, и я не посмею вас больше задерживать, – так же нейтрально отвечает Змея.
Может, шанс ещё есть...
... Приказ приходит к середине следующего дня, когда Дислава всерьёз подумывала пригласить Фиаха на обед и натянуть между ними ещё один мост. Формулировки категоричные, позывные знакомые, расчетное время явки – час. То есть всего час.
В такие моменты она начинала люто ненавидеть Орион, хотя это достоверным не было.
Хватило только на то, чтобы экипироваться, раздать уже ставшие дежурными указания, но – с поправками на новый статус Ворона, который вызвал у всего клана очень много вопросов. Это почти оформилось в скандал (первой среди недовольных, разумеется, была сестра), но Мать пресекла все попытки, неожиданно благосклонно отнесясь к инициативе Аноис. И к зятю. Это нервировало, но Дислава взяла себя в руки.
Только Фиах видел, чего ей это каждый раз стоило.
Но первее всего она оповестила именно его. Нейтральное: «Сожалею, мой лэрд, но обед придётся отменить...», – и краткая ссылка на срочность. Не просто «сейчас», а – СЕЙЧАС.
Правилами предполагалось, что жену стоит проводить, это походило на дежавю, только на сей раз она не вылезала из скайджета, а собиралась забраться в него. Но её Ворон стоял на том же месте, неизменно-идеальный и все такой же далекий. Даже учитывая, что каждый ее суетливый шаг делал их ближе.
Сафиэ и Мать, пара леди с консортами и охрана собрались на смотровой, будто за сотни лет не насмотрелись на то, как она улетает на очередное задание. Волны самодовольтства и яда – сестра, холодный интерес – Мать, злорадное любопытство – все остальные. До неё не сразу дошло, чего же все они так ждут. Пришли поглазеть на забитого страшной и беспощадной ей Ворона?
Щаз.
Как бы вам самим не оказаться забитыми.
Она не совсем это планировала, но подхваченная своим беспокойным настроением и видом Фиаха, который можно было писать в хрестоматию по идеальным мужчинам, лэри подошла к мужу и прежде, чем удивление или возмущение помешают им, забрала его лицо в ладони, чтобы поцеловать.
Какой этикет, о чем вы?
Аноис первый раз позволила себе подобную фамильярность, выставить и показать, но то ли она увлеклась, то ли наконец нашла в себе силы дать волю тому, что жёстко загоняла в рамки с самой первой секунды их отношений, это получилось ещё более недопустимым, чем задумывалось. Не поцелуй, а целое признание, возмутительно-долгое смакование ощущения тепла и влажности чужих губ на своих, близости, которая казалась куда более интимной, чем постель. Да какое там «казалась»?!
Она оторвалась от него так же стремительно, украдкой погладив по волосам и ловя ошарашенные взгляды.
– Семьдесят два часа, мой лэрд. Постарайтесь не нажить нам новых врагов, я, кажется, сделала это за вас. Только что.
Скайджет унесся в небеса злобной чёрной птицей, оставляя клан смотреть на Белого Ворона.
Отредактировано Аноис Амат (18-08-2017 15:28:35)
Он отдает ей руки на растерзание, даже не намереваясь пререкаться, хотя в одном Змея права, пусть и не сознательно – он куда больше дорожит ими, чем возможностью обрести лишний шрам на лице. Велика трагедия, в конце-то концов.
Развитие дальнейших дней дает Фиаху основание для маленькой радости. Даже ее легкий испуг недавних дней, кончившийся для него травмами, сыграл на руку. Еще немного – ио ни дойдут до точки «идеальный брак». Лет пятнадцать, если такими темпами.
Впрочем, это не помешало ему испытать определенное сожаление в связи с отбытием Аноис. Конечно, Моргвен и раньше имел достаточно дел, чтобы занять свой день, но теперь… теперь, пожалуй, ему при всем желании не хватило бы времени на жалобы. Однако уже к ее отлету Ворон чувствовал – это временно. Период, который нужен на адоптацию.
И все же. Страшно жаль.
Он провожал ее на площадке – уже ставший привычным в своем глухом черном и идеальном следовании этикета. С легким, фривольным допущением вроде черного пера вполне живого ворона, которое Фиах держал в руке. На вид – случайно подобрал. На вид – ни одного последствия их маленького конфликта. Ее семья так жаждала увидеть провал этого брака, что Ворон едва ли не на принцип взял – не увидят ничего.
Она делает шаг навстречу. Еще один. Моргвен удивлен – не то слово, но раскрывает объятия.
«Вот теперь я узнаю тебя, змея моих снов».
Успевает подумать, прежде чем отдаться этой маленькой искре настоящего между ними. Таких живых для дуэнде страстей – ее теплые губы, дыхание. И все чуть ближе, чем позволено. Ярче, чем кто-либо готов понять.
Он даже не пытается начать дышать снова, улыбаясь ей. В глазах его, к ней одной обращенных, живые искры, смех, веселье и доверие. Абсолютное, чистое. Таким дуэнде только пугать да стращать – говорят, не бывает.
У пророков все не как у людей?
Вот и перо Ворона – серо-белое – он ей отдает простым жестом: зацепляя за одну из кос в самых концах – почти не поднимая рук. Мало кто заметит его символический и бесценный дар.
«Что бы ни случилось. Я с тобой, моя Лэри»
Он кивает.
– Что же, значит, мне будет чем заняться эти семьдесят два часа пустоты, – он отвечает так, что услышать его может только она. И отступает на шаг.
«Я не стану держать тебя».
Улыбается.
«Но буду ждать».
Он нарушает правила еще ровно один раз. Когда ее скайджет уже взмывает с площадки – с ее высоты едва ли можно заметить. Фиах закуривает, усмешкой отвечая на вопросительные взгляды, и уходит с площадки прежде, чем с земли перестанет быть видно улетевшую технику. Чуть раньше, чем принято. Достаточно поздно, чтобы подчеркнуть свое глубокое к ней расположение. И достаточно рано, чт бы обозначить веру и преданность.
Нет резона провожать долго того, кто вернется.
Вы здесь » Приют странника » Былое » Правила хорошего брака
