Арии гуляли по ночам не так редко: меньше людей, спокойнее в Избе, меньше домашних, дружинных дел. К тому же некоторая романтика, которую не найти в коллективе, в парке Приюта находилась практически в каждом кусте, а дружина, немного адаптировавшаяся уже к местности, неторопливо распадалась на кучки по страстям и интересам. Подвал предусмотрительного Кая не пустовал, но осенняя погода пока что не загоняла нордиков под крышу.
Под крышей же был, случался то есть, Посол.
А еще под крышей можно было нарваться на мрачного дроттина, и вот тогда, пожалуй, добра не жди.
Рагнар, словно чуя наперёд всякое, сердце своё держал в узде, не привязываясь ни к кому, но и вниманием никого не обойдя. Сделка его с Доктором привела к тому, что из общества земляков доставался в напарники ему всё больше Скари, а с ним баловать – узнать его тяжкую руку. Баловать же Рагнару не хотелось вовсе, – хотелось ему скорее только взвыть от безысходности, накатившей осенней тоски, а может быть, от того, что вокруг были ГОРНы, и ГОРНов было много. Не слепой он был, и про Посла, хочешь-не хочешь, а знал. Про Исгера – тоже догадывался.
Распадалась арийская дружина, и по всему выходило, что они, ровно кулак, должны были сложиться, а вот не складывались. Палец с пальцем не встречался, не кулаком оказывалась дружина, а рыхлой ладонью, ровно у какого доктора. И ещё подобранцы... Подобранцы Рагнара тревожили сильно – ведь в самое же сердце дружины их принимали – иначе как.
А кто те арии были? Не те же, кого много раз отобрали. А может и отобрали, да не нордики.
От всех таких мыслей голова пухла у Рагнара, к вечеру наливалась болью, и смотреть в лица друхти не хотелось. Потому что сомнение в друхти, это плохо. А без сомнения – так вовсе пропасть.
Вот и нарезал Бриньюльф круги по дорожкам по темноте. Сперва в походном темпе. Потом в темпе погони. А после уж – в размеренном, словно всю ночь бежать собирался... Хотя далеко-то особо не убежишь, когда по кустам треск и свет вовсю.

– Эй. Ты кто там есть? Потерялся, небось?

Просто так Рагнар и не спросил бы, но сейчас-то в кустах точно не арии орудовали, а граница «арийских» земель была совсем недалеко. Лучше уж он гулящего выдворит потихонечку, чем ночные посты среагируют. Им-то, конечно, полезно было бы, чтобы тревога – всё дело среди безделия, а только снова договариваться потом с местными Рагнару не хотелось. Сейчас он вот этого господина под локоток возьмёт, и... пьяному-то, небось, без разницы, в каких кустах барахтаться.

– Эгей там. Ау?

И арий споро в куст двинулся сам... пока и впрямь тревоги не произошло.

Сколько дней прошло, чуть ли не две недели, а Исгер все никак не мог оправиться после вотана. Тяжко все прошло в этот раз, так что-то тяжко… куда как муторнее и тяжелее, чем в любой из прошлых «приходов», и тяжко было Арну все это время, перемогался он, а не жил, сам себе противен. Слабость липкая все никак не проходила, будто стреножила, опутывала клейкой и душной паутиной с макушки до пят, любое более-менее серьезное физическое усилие превращалось в попытку эти невидимые путы разорвать, ядовитые будто, от того сердце ныло и тяжело бухало где-то в горле, холодная испарина выступала и колени слабели. Нет, конечно, еще наставник не раз тужил и говаривал, что вотан у Иса наособицу – по телу бьет шибко, телесные силы забирает с лихвой, но чтоб так тяжко – не бывало еще.
И смутно так не бывало. Вот это-то едва ли не сильнее немощи скальда забирало: он не помнил, что было с ним, с того момента, как в коридоре волейбольный мяч упруго и глуховато ударился об пол, выпав из подмышки, бедственно не помнил ни-че-го до того утра, как очухался в койке терема таким разгроханным, каким не чувствовал себя даже после двухнедельного запоя. Что там было в этом промежутке времени между двумя взглядами – на деву в белом и в дощатый скошенный потолок – Ис, сколько ни силился, вспомнить не мог. Будто этот кусок жизни вообще вырезали. Но, не больно-то уклюже попытав соседа по спальне и Скари… а еще ту деву, что, оказывается, валькирически перла его на своем горбу от забора до… ужина, правда, не обеда, он выяснил, что у того самого забора его и обнаружили. (По всей видимости, «арий и забор» – это какой-то новый, но обязательный на этой планете архетип, о чем сами нордики пока не знали, что не мешало его воплощать в хвост в гриву – каждому из дружины и даже пришлым в их деревянные покои). Природная – а потом и старательно взрощенная – ариийская подозрительность зловеще нашептывала Далену две вещи: во-первых, ничего хорошего и славного в том утраченном памятью периоде не было, (скорее, наоборот даже, как-то слишком шустро и старательно его собеседники разговор на другое переводили, а глаза отводили, ровно стыдясь), а во-вторых, раз он такой непомнящий не один, что-то тут нечисто. Ох, и нечисто!..
А раз так, опасаться надо. И себя, и того парня. И пасти надо, стало быть, его. Никто этого Арну не поручал, своим умом дошел, медленно, но, как ему казалось, верно. Так что, едва взбрел более-менее, таскался за этим… Бальдром, будто хвост за ящерицей. Не сказать, что подсматривал да подслушивал – тот как раз-то слова три сказал за все дни, как истый арий, но… следил. И подозрительного-таки ничего не находил – по-арийски пока-чужак себя и вел – тренировки, пробежки, еда, сон. Загляденье, образец дисциплинированности, не подкопаться. А что нелюдим… ну, вон, и Ису как-то не до компанейщины сейчас было – так то среди своих, а тут все незнакомцы кругом. Не, понять можно.
Нельзя понять, какого рожна в куст полез вдруг – эт да, – Исгер прибавил шагу, сворачивая с парковой дорожки в неосвещенные заросли… то есть не освещенные фонарями, а вот вспышек странных среди плетистых колючих ветвей было, пожалуй что, даже многовато. И ариев тоже – аж целых два, судя по голосам. Один из них Дален узнал, второй… нет, все же как-то не так этот новенький говорит, хоть и чисто, но не по-нашему, строй речи не тот. Как… как у здешних, – сообразил наконец Арн, и тоже пробасил, продираясь сквозь рвущую одежду ежевику:
– Элг, я иду, держи его, что ли… если первым поймаешь.

Отредактировано Исгер Дален (04-06-2018 21:35:44)

В глазах качается звёздное небо,
Из-под ног уходит трава,
Так пьян ещё ни разу я не был -
(неправда)
Где была моя голова?!
(с) Тэм
Одинокий осенний вечер постепенно пропитывался алкогольными парами, точнее, запахом хорошего рома, который господин посол закусывал не как полагается, фруктами, а по-простому, отломленной горбушкой белого хлеба. Сейчас, вобщем-то, было без разницы, чем. Еще некоторое время назад возлияния были данью традиции, проявлением арийской удали, лукавой попыткой обмануть вотан, на который его обрекал ГОРНовский имплант. Но сегодня, когда посол между седьмым и восьмым стаканами поймал себя на том, что затеял это дело просто потому что то ли осень, то ли слякоть, то ли темень за окошком, короче, «просто потому что», - откуда-то потянуло неприятным холодом Хельхейма. Легким пока что, едва заметным. Но явственным. Лангеланн немедленно запил это ощущение девятым стаканом.
– Рагнар! – со сварливой ноткой в голосе позвал он телохранителя, поскольку девятый стакан помог не очень. Совсем почти не помог. – Бриньюльф!
Понятное дело, пить Страж все равно не станет, но, по крайней мере, будет своим присутствием опровергать неприятную земную поговорку о том, что пьянство в одиночестве – верный путь к алкоголизму.
Где ж его носит, йотунова сына? – Асмунд приотворил дверь своих покоев и еще раз выкрикнул в коридор:
– Бриньюльф!
Ответа ожидаемо не последовало. Посла несколько задело столь прохладное отношение Стража к своим должностным обязанностям. На несколько минут он снова вернулся в комнату и уставился в черный провал ночи за окном, с некоторым трудом проворачивая в голове шестеренки затуманенного алкоголем сознания. И, как известно, что у трезвого на уме, то пьяному семь верст не крюк, – подхватил уполовиненную бутыль и отправился на поиски своего нерадивого телохранителя.

Луна светила достаточно ярко, чтобы спину телохранителя в ее свете Асмунд опознал сразу. Да и голос тоже. Он еще издали услышал, как Рагнар кого-то окликал, но пока поравнялся с ним, тот уже успел ломануться в кусты. В них, сверх того, слышались еще два знакомых голоса.
– Что за забаву затеяли, йотуновы дети... – проворчал Лангеланн и не нашел ничего лучше как нетвердым шагом направиться в тот же истерзанный совместными усилиями ариев кустарник. – Брииии... ньюльф!!!
Нога закономерно за что-то зацепилась, кустарниковый хруст усилился в геометрической прогрессии, бутыль глухо дзынькнула о толстый древесный ствол. И вдруг стало подозрительно тихо. И посол, даже хорошенько нетрезвый, каким-то звериным чутьем понял, нет, скорее вспомнил из времен не особо нежного отрочества в зигогейре, что вот такое очень-очень короткое мгновение напряженной тишины обычно повисает перед жестокой дракой.

Отредактировано Асмунд Лангеланн (28-06-2018 03:18:47)

Когда отчаянно чего-то жаждешь, то бойся своих желаний. Бальдр хотел вспомнить, что было до того, как он очнулся на озере – Бальдр вспомнил. Словно кто-то резко распахнул створки плотины, и воспоминания, как вода, хлынули на него. Он даже покачнулся от слишком ярких картин, сменяющих друг друга, как быстро мелькающие кадры какого-то фильма.
Недоверие, паника, такое знакомое лицо, вызывающее грусть – калейдоскоп эмоций быстро проходит, заменяясь одной мыслью: он среди врагов и так прокололся.
Казалось, что кусты трещат со всех сторон: он окружен и будет отбиваться. Или...
Или же попробует обойти ловко расставленные ловушки и взять того, кто может ему выдать необходимую информацию.
Приняв решение, Бальдр тут же на пару секунд замер на месте, замолкая и стараясь даже не дышать, представив себя кустом, и начал прислушиваться, определяя, с какой стороны к нему приближаются. Все чувства были на пределе. Найдя лазейку, Бальдр стал осторожно двигаться, уходя с траектории движения ещё недавно желанных, а теперь таких опасных спасителей.
«Здесь есть тот, кто мне нужен. Точно есть».
Решительно двинулся вперёд, видя чью-то спину. В конце концов, вначале можно взять кого-то одного, чтобы у него узнать нужную информацию, а потом, используя ее разумно, добыть того, кто нужен.
Бальдр чувствовал, как его охватывает азарт: это же настоящее дело, его первое настоящее дело, и он не имеет право оплошать.
Противник все ближе, и арий уже прикидывает, как обезоружит его.

Воздух начинал сгущаться от напряжения, а на сцену прибывали все новые персонажи.
Да что ж вам тут, медом намазано?
От обилия пищи, информации и мыслительных расчетов ящер даже слегка осоловел. Линий возможностей расцвечивалось больше и больше, прямо хоть полномасштабную войну можно запрограммировать. Яркие нити игровых фигур ариев сплетались в клубки интриг, расплетались, притягивали новые и новые силы и контингенты. Один посол чего только стоил – целую армию ж можно через него собрать. Да и другие красавцы стоили недешево. Реши кто-то рисовать мультфильмы и подгляди эту ситуацию, голова бы ГОРНа в его творении бы превратилась в этакий гудящий и мельтешащий шестеренками, подпрыгивающий от возбуждения и бесконечности возможностей системный блок.
Глаза рептилии прикрылись кожистыми веками, в тьме под которыми расплывались схемы и масштабные модели будущего, способного вырасти из вот этой вот секунды, создаваемой проплывающими под ним белобрысыми головами.
Длинный язык возбужденно облизнул губы. Подобного пира он даже и предположить не мог.
Расклад же внизу разбивался пока на честные два на два. Стенка на стенку. Импланты качали уже нервные сигналы в синапсы. Жар тел сгущался, разгоняя кровь все яростнее и яростнее.
Сейчас-сейчас. Еще мгновение, еще последний миг тишины, собранности, погружения.
Решение.
И героические викинги сойдутся.
Пальцы ГОРНа любовно обняли толстый сук, на котором он уютно устроился.

Про телохранителя-нордика говорят, что в случае покушения его подопечный «выживет на сто пятьдесят процентов».(с) матчасть
И тут Махмуд сьехал с катушек. Утробно взревев, он кинулся вперед. Орки, минуту назад наступавшие, сбились в тесный строй, но Махмуд врезался в него, точно таран, раскидав троих. Еще один влепился в его щит, да так и остался висеть, судорожно хватаясь за торчащую наружу ручку (холодильника).
146%

Это, наверное, не очень честно по отношению к... врагу, но о честности Рагнар не думает, он вообще особенно не задумывается над тем миром, что, наконец, снова заиграл всеми красками. Надо только себя немного сдержать, чтобы быстростремительно рванувшись, не испортить Асмунду честно заработанную драку.
– Сюда бы Кая, – почти беззвучно смеется Торнбьёрнсен, сразу после удара разворачивая Господина Посла себе за спину, скорее в танце, чем в па: скользит вдоль рёбер Лангеланна стражева ладонь, почти гладит, не дает упасть.
Рагнар не скажет, откуда у него такое сожаление-сознание-жалость. Кай среди них был бы одним не-меченым, можно было бы проверять, где вотан, усталость, срыв, а где – реальная необходимость дать в морду. Своему.
Рагнар не говорит ничего вслух, не размениваясь на удары, только на то, чтобы не подпустить найдёныша к ярлу. Слышит, как у Исгера сменился голос, а значит, дроттин думает, анализирует не сильно уж медленнее, чем ГОРН, оценивает ситуацию. Рык, которым он расставит всё по местам, случись Арну в вотане забыться, уже рождён горлом, но ещё не исторгнут – довольно и крика Посла, чтоб у всякого друхти встало всё по местам в туманной его голове.
Нордик в вотане опасен, но своих различать – каждого учат с пелёнок.
А коли не различит – на то он, Рагни, стоит тут, куда больше внимания уделяя лесу по сторонам и на флангах, чем тому, как именно сцепятся два ария. Рагнар не верит в такие... совпадения, в то, что потерялец передумал сам – не верит, в то, что он сам шагнул в золото ярости просто так – не верит. А значит, подсказывает ему вечно пропитанное неявным присутствием ГОРН сознание – где-то тут обретается ящер. И внезапно примерещившийся на дереве след тому только вспомогает.
Кая бы сюда, – думает скальд.

Дни протекали один за другим, а дело так и не сдвинулось с мертвой точки. Создавалось стойкое ощущение петли, затянувшейся на щиколотке и не пускающее дальше длины веревки. Так и бродил обреченно агент ФБР на чужой земле без официального права предпринимать сколько-нибудь толковых действий. И ведь не сказать, что Малдер получал особую поддержку от структуры, частью которой являлся. Но именно в такие минуты возникало жжение где-то в районе лопаток. «Крылья режутся» – отшучивался он, стряхивая с себя оцепенение. И начинал действовать. Иногда стартуя с бездумного, но монотонного движения.
Не изменяя себе, Малдер переоделся и вышел на пробежку. Мысли текли неспешно, основная сосредоточенность на своевременном чередовании вдоха и выдоха. Пока внимание не привлек треск сучьев в паре сотен метров от дороги, где находилась по его памяти весьма симпатичная лужайка. Спустя пару минут, когда мужчина остановился и прислушался, до него донеслись и тихие отголоски фраз. Впрочем, разобрать их детально он так и не сумел, хотя дыхание восстановилось полностью. Отерев со лба капельки пота, лис осмотрелся по сторонам и не спеша направился в сторону лужайки, стараясь при этом ступать достаточно тихо.
– Как минимум, трое. Голоса отчетливо различимы. – Вовремя заметив ветку у самого своего носа, Малдел плавно отвел ее в сторону и остановился. Эта часть территории санатория освещалась скудно, но при этом не было сомнений в тщательно охраняемой зоне. Он уже отметил за время пребывания здесь и камеры слежения, отчасти замедлившие его расследование, и саму охрану в физическом ее проявлении. Но группу лиц, уютно и шумно расположившуюся неподалеку, это вряд ли смущало. К тому же с такого расстояния до чуткого носа агента Малдера донесся весьма знакомый запах неуемно распиваемго алкоголя. – Судя по всему, в компании только мужчины.
Распознав традиционную, временами осуждаемую, но имеющую с его стороны снисходительное отношение пьянку, Фокс остановился. Силуэты на фоне кустов просматривались смутно. Ребята изрядно набрались и видимо что-то не поделили, насколько можно было разобрать. Прав вмешиваться в сложившуюся обстановку он в себе не наблюдал, но сработал инстинкт человека, служащего закону ради безопасности граждан. По крайней мере, ему хотелось верить в то, что это не пошлое любопытство праздного зеваки, страждущего зрелищ ради зрелищ.

«Shaken, not stirred» (с)
Опара подходила. Чистое, идеальное тесто арийской мощи разогревалось, распухало, поднималось, наполнялось пузырьками смысла, готовясь к процедуре лепки. Превосходный полуфабрикат, совершенная биомасса. Пока неразумная, заблудшая, но теперь уже подготовленная к формовке.
Мускулистые арийские тела скользили в ночном мраке, в фантасмогорическом танце. Потерянные, забывшие о своей первичной задаче, замусорившие ее болезненными фантазиями, от того и не способные постичь истинного счастья в своей жизни. Запутавшиеся в фальшивых идеалах и надуманных фобиях. Имаго, бесцельно ползущие по жалкой поверхности своей жизни, способные вспыхнуть бесполезным огнем, так и не осознав Причины и осыпаться выхолощенным пеплом, в натужной радости, пытаясь убедить себя в ее истинности.
ГОРН аж хлюпнул носом жалостливо, проникнувшись красотой своего умопостроения.
В общем, этих троих-четверых надо было спасать! Внести, так сказать, контекст в их бесцельные жизнеблуждания.
С дикорастущими ариями всегда так, по первости тяжело. Пока окультурятся, и подстригай их, и удобряй, и прореживай. Глаз не смыкая, лап не покладая.
Первый взнос в их агрокультуру был внесен активацией имплантов. ГОРН считывал показатели, ощущал всполохи энергии, неторопливо доводя их до максимума. Зона уже расцвечивалась спектральными флюктуациями, грозя привлечь внимание продвинутых форм жизни, нашедших себе приют в этой клинике, так что принцу пришлось поднять экраны пси-защиты, закапсулировать радиус, четко математически вырезать его из реальности, сведя в арифметическую погрешность, чтобы даже особо умные синеголубые пропустили возмущение континуума за его малостью.
Семь же потов сойдет. Сокрытие шалости ж потребляет сил в разы больше, чем она самая.
Но ведь таракан везде щелку найдет. ГОРН с веселым потрясением уставился на человечка, нарисовавшегося в его кустах, среди всего бедлама, вибрирующего на всех уровнях материальных и ментальных полей.
И здрасте Вам.
Обычный хомосапиенс пер по оцепленному участку с уверенностью царя зверей и «облаченного при исполнении». ГОРН открыл пасть, закрыл, и пространство вокруг агента взорвалось, мягко спеленав его в подобие авоськи и подвесив на ветку, под брюхо ящера. Сапиенсу был представлен весь спектр трансцендентных аттракционов в виде фасеточно рассыпавшегося мира, позволившего видеть и картинку арийской битвы внизу, и вкрапления бескрайнего космоса с раскадровками черных дыр, взрывающимися звездами, горящими вселенными, окольцованными туманностями и прочими чудесами макрокосма. Только осознать себя позорно болтающимся между небом и землей ему было не позволено. Равно как и разглядеть-осознать, кто же так над ним подшутил.
Ариям же теперь настал черед погрузиться в перетасованную колоду наведенных внушений. ГОРН касался их сознания всего лишь чуточку, направляя, а уж создать антураж и воспоминания позволял самим, используя их выпестованный поколениями романтизм. Бальдр был идеален, его программа не требовала корректировки, а вот Исгера надо было подтолкнут, наставить, чуть подправить.
Тонкий след, и тот уже смог сам нанизать новое ожерелье воспоминаний, затмивших реальные.
Любят арии паранойю? Ищут заговоры? Обожествляют контрразведку? Пожалуйста. Корпорация «Вспомнить Все» даст Вам любой сценарий, и он будет реальный.
ГОРНу нужно было чтобы Исгер вспомнил Бальдра, проникся к нему истинной дружбой, любовью, доверием. Теплые ментальные волны ощущений коснулись обнаженных синапсов. Легко, очень легко. А арийское сознание уже дорисовало и интригу, и братство, и общую цель, и новую идею.
И реальная жизнь вдруг стала вопросом – а не наведенная ли это была галлюцинация?.. И непогрешимость посла вдруг подернулась маревом подозрения и недоверия, укрепленного его неподобающими возлияниями – совесть мучает или скрывает что-то. И ответ был так прост и так залихватски закручен контрразведческим сценарием.
Не верь ничему и никому, только себе. А если себе, то учуй запашок ГОРНа от тела самого непогрешимого, считай вину и неуверенность в зрачках посла. И это ведь будет правда!

Нам ли стоять на месте! В своих дерзаниях всегда мы правы.
Труд наш – есть дело чести, есть дело доблести и подвиг славы.

Пена вотана оседала на Рагнаре злотистыми брызгами, словно дар ласкового бурлящего теплом моря – для него в этом не было ни Хель, ни холода подземных царств, ни натужности или медленного дыхания – именно это и было теперь Стражу жизнью, не заставляло вспоминать о лишнем или сожалеть о чём-то. Арий в вотане не неуязвим, дело совсем в другом, и Рагнар не подумал даже шагнуть навстречу нападающему. Ничего уже личного, просто Асмунд, зажатый между спиною телоранителя и деревом – его, Бриньюльфов, что бы там не кричал (почти в самое ухо) по поводу доставки свежей арийской крови к себе в покои. Это еще хуже, чем защищать кого-то по долгу служб – зигойгер как-то ненавязчиво воспитывал в ариях нежелание своё отдавать. Тем более отдавать так, молча, покорно. Но дело еще было и в другом – не Рагнара это было дело – отбиваться от найдёныша. И пятиться ему некуда было, хоть тактически, хоть как, так что скальд только блок выставил, прикрыв основное, в бок летящее, чтобы при рёбрах, да на ногах остаться. Рука, конечно, не рада была такому подарку, но это ничего, не сломано же. Потому что негоже поперек Исгера самому лезть, раз уж дело тому доверил. Чтобы уверенность и в себя вера. Чтобы своему – доверять, а не переделывать за ним, как за несмышлёнышем каким. И тут ГОРН, не ГОРН – не так было важно. Их тут было дело. Промеж себя сильно арийское. Потому что и это – тоже важно, стоит лишней пары синяков, чтобы пальцы дружинные наконец в кулак научились складываться.
Так и остался Рагнар стоять, чуть ссутулившись, да в готовности прикрывать – и себя прикрывать и ярла, покуда Аннар дела своего не сделает, ему доверенного. Важного. И никуда-то Бриньюльф уходить от дерева, да от посла, не собирался – не было такой силы, чтобы его с места стронуть.

[dice=11616-7744-3872-3:6:2:дайс]

Отредактировано Рагнар Торнбьёрнсен (09-07-2018 23:04:24)

[dice=1936-9680-7744-3:6:1:На защиту]

[dice=1936-1936-9680-3:6:1:На атаку]

А я ввязался в бой, а я ввязался в бой.

Та темная ледяная вода, что поднималась в нем, не отяжеляла, не замедляла, наоборот – делала его быстрым и непредсказуемым, шустрым, неуловимым, как разлитая ртуть. В подступающей и накрывающей тьме Исгер превращался, будто тюлень, что водились вдоль самого южного, заледеневшего зимой побережья большого материка на Беркане – из довольного, ленивого, неповоротливого как бы даже увальня, туповато или лукаво жмурившегося на солнцепеке галечных отмелей, в живой снаряд – стремительный в своей стихии, невероятно маневренный, беззвучный. И по-хорошему, правильно бездумный. Размышления, рассуждения, сомнения отставали и оставались где-то далеко позади. Впереди было только достижение цели… да что там, он сам стал им, тем, что достигает цели – летящим ледяным копьем.
Которое промахнулось. Промахнулось?.. Исгер промахнулся? – нордик не поверил сам себе – предатель, который должен был упасть по всем законам физики, устоял на одной ноге и теперь опирался в землю обоими. Да не просто стоя, естественно – стал бы он стоять столбом, как же! – а уворачиваясь с ловкостью… да того же самого тюленя. Образ изящно сложенных в подводном полете-вираже задних ласт изящного, обтекаемого и верткого зверя мелькнул где-то глубоко в мозгу Арна.
И все мгновенно изменилось: это не саблезубый, это свой, тюлень из их стаи, мальчик из их деревни, тот самый малыш с громадными серыми глазами, что выглядывал из-за спины загорелого до черноты старшего брата на перекрестке двух улочек с заросшими бурьяном обочинами. Шестилетний Дален тогда насмелился, набычился, и наперекор матери и теткам (а особенно бабушке, сказавшей «не ходи к водоему, там теперь живут злые и грубые мальчишки»), пошел, весь такой независимый – нос кверху, руки в карманы портков – якобы ловить стрекоз на небольшом противопожарном прудике.                     
Бабушка ошиблась – мальчишки оказались вовсе не вредными, старший вообще стал Арну лучшим другом – на диво смышленый, по обезьяньи ловкий, добрый… они славно проиграли вместе половину того счастливого лета. Пока не пришла та чума. 

Я весь – скрученный нерв, моя глотка – бикфордов шнур,
Которая рвется от натиска сфер, тех, что я развернул.

– Бальдр! – восклицание уклонившегося от удара хищной бутылочной «розочкой» Иса прозвучало слишком громко, вспороло ночь звуком в тот же миг, как блеснуло светом лезвие развернутого в руке ножа. – Ты помнишь меня!
Его, еле живого, увезли тогда закутанные в спецкостюмы люди из эвакуационной команды, его нашли среди тел родных, последним на улице, когда уже сняли карантин. Эти серые глаза в пол-лица, равнодушно-устало глядевшие через стекло санитарной капсулы, Дален не забудет никогда.
«Правило номер один: никогда не поворачивайтесь к врагу спиной, глаз с него не спускайте, иначе сами не заметите, как он вас достанет, – вдалбливал терпеливо исов инструктор, – Правило номер два: никогда не бегите, контролируйте свои движения, двигайтесь медленно, дышите ровно, сохраняйте сердцебиение спокойным. Как только пульс ускоряется – враг нападает». Это было про ящеров. Но кто тут ГОРН, если Бальдр свой?..
Ис не делал резких движений, просчитывая, как бы все-таки избежать столкновения, и понимая, что избежать его, верней всего, не удастся. Видимо, они оба пожелали устрашить противника беззвучным боевым хороводом, постепенно сужая круги. Со стороны это представлялось именно прекрасным и смертельно опасным боевым танцем: выпады, подныривания, а на деле было дуэлью – скорость против скорости, гибкость против гибкости. 
– Бальдр, ты помнишь меня, – эхом и гораздо тише, спокойнее. – Хагалаз, катакомбы, ну?.. Ты мне струны достал, помнишь?
Представитель расы людей, более неповоротливый, на месте любого из ариев без сомнения, от их выпадов уже превратился бы в несколько шматков свежей и сочной человечины, но Ису удалось лишь однажды зацепить собрата стальным зубом по левой руке.
– Бальдр, не ты мой враг, – успел выдохнуть, сам отпрянув вовремя.
Первая кровь?.. Нет, не первая, боги, да у него самого такой же порез: попало стеклом, когда прикрывал шею.

Отредактировано Исгер Дален (16-08-2018 05:04:33)

Посол, затертый между деревом и спиной телохранителя, раздраженно ворочался, пытаясь из-за стражева плеча оценить обстановку. Благо хмель начал отпускать. Только вот увиденное, точнее услышанное (ибо света в зарослях было чуть больше, чем в цверговой жопе) ему нравилось все меньше. В чью, спрашивается, хитроумную голову Хникар вложил идею понабирать в его дружину скальдов? И сколько он сам выпил, прежде чем поставить подпись под соответствующим приказом? В очередной раз убедившись в правдивости поговорки: «Хочешь, чтобы было сделано хорошо – делай всё сам», Асмунд попытался выбраться из укрытия. Как раз самое время, пока Исгер (как он думал) противнику зубы заговаривает, внезапно атаковать, и...

«Где я?»
Укрытая от края до края девственно-ровным покрывалом снега равнина была ему совершенно незнакома. А вот ползущее по позвоночнику ощущение дикого, животного ужаса – вполне. Поганее всего было то, что сейчас Посол был трезв, как стеклышко. Ясен, как это небо над снежной пеленой. А значит защиты от вотана не было.
«Что ж так не вовремя, боги...»
Досада и сожаление от мысли о маячившей перспективе триумфального возвращения на Хагалаз мелькнули и утонули под волной страха. А месте с ними и все дипломатические манеры и хитрости, и в целом память о том, что он когда-либо был Послом. Страх, подпираемый яростью, затянул разум мутной пеленой, и оставил только одну ипостась – умеющую отчаянно драться за свою жизнь. Асмунд по-звериному подобрался и быстро оглянулся, всматриваясь, вслушиваясь, внюхиваясь в белое безмолвие, пытаясь определить источник опасности. Его не было. На всей этой бескрайней равнине, где совершенно невозможно было укрыться, врага будто не существовало. И в то же время, он был везде и всюду. Был, точно был, взбудораженное вотаном тело ошибаться не могло.
– Ну давай же, покажись! – выкрикнул ярл в идеально спокойное небо, и голос его, по сравнению с прежним, был хриплым и надтреснутым, как карканье ворона. – Ты, мерзкий выкидыш Нижнего мира! Думаешь впечатлить меня своими дешевыми фокусами?! Выйди и дерись как полагается!
Скверно, конечно, что оружия в руках не было. Но Асмунд не думал даже, нет, – просто был уверен всем существом, что появись сейчас перед ним тот самый – и он бросится на него с голыми руками. И пусть это будет последний бросок – видят боги, это будет правильно.
– Ну что же ты?! Не можешь наскрести смелости по своим скудным закромам? Или же настолько сам себе противен, что не в силах принять зримый облик? Или дела твои смердят так, что этот снег потемнеет, как только ты явишься? А, трупоед?! Давай же, нападай, откуда хочешь! Я готов.

Кто владеет твоим именем, тот владеет тобой...
Старое поверье, не утратившее силы. И стоило только его имени сорваться с губ, как Бальдр замер, непонимающе глядя на нордика.
Знакомы? Струны? – что-то зашевелилось внутри под пластом программы и наложенного образа окружения чужих, что-то большое и старое. И он замедлился, остановился, немигающе глядя на того, кто назвался практически другом. Накинутая сеть ГОРНа вроде слабеет.
– Хагалаз? – неуверенно, стараясь поймать смутные обрывки, что туманными рыбками плавают в голове, дразняще виляя хвостами, а над этим всем серебрятся слова приказа, все ещё имеющего достаточно силы.
А потом холодная волна накрывает с головой, как будто кто-то бросил в море и ты должен выбраться... Равнина ему знакома, вот только ощущения... Они – как по новой, как первый раз, поднимая на гребень и бросая вниз. Из азарта и буйства – в страх и желание сдаться. Бальдр не понимает этого состояния, оно вызывает практически физический дискомфорт, рвет на части, как хищная рыба... И он жадно делает вдох, и вместе с ним принимает решение.
Со знакомым незнакомцем он разберётся потом... Тем более, кровь пущена. Но у Грига другая задача, которую он не имеет права провалить, пусть даже три тысячи якобы знакомых встретяться ему на пути. Цель манит ещё сильнее, ещё отчетливей, чем там, в зримом мире. А ещё она набралась смелости,, ишь как кричит.
Кривая усмешка на секунду мелькает на губах нордика, когда он шагает вперёд.
– А ты же хотел меня вначале связать...
И подходит ещё ближе, так, словно Рагнара для него не существует, да и Исгера тоже. Но он их чувствует: их тепло, то, как колеблется ветер при перемещениях. Начинается новый танец.

[dice=5808-1936-5808-3:6:2:на нападение на ярла]

Первый удар отбит. Они на равных. Что ж, значит, время узнать, к кому благосклонней боги.

Отредактировано Бальдр Григ (23-08-2018 23:01:20)

– Вот всегда с этими дикими так! – ГОРН обиженно запыхтел, наблюдая за рассинхронизацией проекций, и пнул пяткой ствол дерева за спиной. Несколько переспевших яблок сорвались с веток и с чавканьем впечатались в макушку посла. Правда, тот, вряд ли бы заметил это, увлеченный переплетением иллюзий, разгорающимся вотаном и бахвалящейся боевитостью.
Один арий заблудился в сбитой настройке импланта, другие сбоили и не входили в единую цепь образов. Собственно, ничего, с позиции теории, в этом удивительного не было, на то они и дикие. Импланты не идеальны и требуют настройки, калибровки. Это у настоящих ариев, выращенных в чертогах ГОРНов, вместе с Серыми, все работало идеально. А тут уж, только развести руками и простить. Но принца обижало это сильно.
Я не волшебник, а только учусь.
Эта мантра, может, и утешала кого-то первые лет 800, но вот его нет. С его перфекционизмом и самоуверенностью любая такая шутка оскорбляла и уязвляла. Да и какой у него возраст. Шалопай еще.
– Да папу твоего через коромысло, – витиевато ругался он по-горновски, тыкая острым когтем в имплантированные схемы, переплетая заново линии вероятностей, высчитывая километровые потоки уравнений и приводя все в устраивающий его порядок.
Вот и Исгер, наконец-то, отразился и совпал с координатами наведенных плоскостей, выныривая в том же куске иллюзии, что и его сородичи.
– Уффф, ага, иду-иду, моя мышка, – довольно протянул принц, возвращаясь от напряжения расчетов в арийскую реальность и прислушиваясь к брызжущему праведным гневом послу. – Вот прям счас и приду, только когти покрашу.
Ехидный голосок проникал сквозь туман вотана в разум Асмунда. Вот и как объяснить неразумному, что появление сейчас его врага приведет только к бесславной смерти его самого. Это же как переть против лавины, или лесного пожара. Арии, конечно, воины великие, особенно в высшей стадии вотана, для чего, собственно, их такими и вывели. И, допустим, при великом стечении обстоятельств, а обычно это была ведущаяся другим ГОРНом на непостижимом ариями уровне игра-битва с сородичем, десяток из них мог бы и завалить звероящера. Но не тут. Цель ариев, чтобы они про себя не думали, была служить легионом для притеснения и захвата других младших рас, или мясом и отвлечением внимания, подвергающихся нападению собратьев ГОРНов, или задавак из равных ящерам рас. Т.е. избивать младенцев и создавать сумятицу и неразбериху в стане личных горновских врагов.
Тень этой тайны принц мог приоткрыть послу, искусителем змеем-шептуном вползая в его мутящийся боевой яростью мозг. Подарить осколок знания, как самому перспективному и одаренному из четверки ариев. Лидеру. Управленцу. Погрузить в срез настоящего мира с четкой и не подлежащей сомнению иерархией каждого в этой Вселенной.
– А теперь подумай сам. Я могу прийти, и ты умрешь. Бездарно. Глупо. Смешно. Без доблести, славы и чести. Просто раздавленным сапогом гнилым яблочком. И ты, и твой охранник, цепляющийся за крупицы самообладания, не понимающий, что это ему позволяется, как неуловимому Джо из анекдота, просто потому, что он никому не нужен, пока. Вотан выжрет из тебя все, выжжет дотла и бессильно выкинет подыхать. Ты не приблизишься к героям былин, не выиграешь ничего, бессмысленно сгоришь и сгинешь в ничто, без всяких чертогов богов. Но есть и другой вариант. Ты примешь свое предназначение, свою истинную задачу и цель, сплавишься с нею в единый непобедимый клинок, а я тебе укажу, куда его направить, чтобы все обрело смысл.

– Слушай, что я скажу... – слова, которые там, в том мире, где остался парк, вызвали бы усмешку. Здесь же, в этой снежной долине они звучали приказом, отдающимся набатом в голове, вызывающего приятные мурашки по загривку и... И, фоморы его дери, противоречащий тому, что Бальдр чувствует, что понимает, находясь под программой, под той самой установкой, где все вокруг чужие. Уже второй раз изнутри поднимается теплая, удушливая волна непонимания, противоречия, желания разорваться на две части и исполнить все свои желания.
И Григ замирает, колеблясь и глядя на посла исподлобья, ожидая ещё чего-нибудь такого, что снимет эту липкую паутину, застилающую разум.
– Бальдр! – кажется, или откуда-то доносится голос того, кто ещё недавно говорил, что они друзья?
Исгер... Исгеррррр.
Имя пролетает рычанием, вызывая дикое желание отозваться. Надо отозваться и понять: как так получилось, что тот, кто недавно был рядом, оказался неизвестно где. К тому же победа над тремя круче, чем над двумя. Эта мысль о бое острой иголкой всё ещё свербит в виске, кушает ложечкой мозг.
– Мы здесь! – зычно кричит, не сводя взгляда с Асмунда и не сдерживая насмешливой улыбки. Чем больше времени идёт с момента речи посла, тем слабее очарование, тем сильнее влияние программы.
[dice=1936-1936-9680-3:6:1:на то, удалось ли сориентировать Исгера]

– И что Вы скажите? Мне даже интересно, – он делает шаг вперёд, готовясь, в случае чего, дорого даться, мало ли – Асмунд снова передумает и даст приказ вязать. Чтож, это был бы даже лучший вариант развития: честный бой помог бы согреться.