...«Не зацепить пташек, или меня сожрут».
Естественная расстановка приоритетов, когда ты в птичьем клане. И неважно, с кем ты переспал или переспишь в следующий раз, или чьей печенью угостишь лэри клана.
Острые запахи прелой травы, пряная тина, застойные воды, режущий нюх крепкий дух птичьих гнезд и погадок, – а сквозь всё это журчащая свежесть реки, ледяное дыхание с самого дна, где выбивались в воду источники, тонкий ажур пузырьков.
Жаркое солнце здесь стало тусклее; воды накрыло сплетение веток, листвы, духоты от цветущих лиан и подгнивших стволов, почти поглотив яркий свет.
«В спешке можно не расслышать шепот Предков».
Еще один глубокомысленный вывод. Люций знал свой долг – лорда и гостя – перед дочерью хозяйки дома и просто девушкой в опасности. А ей на его долг было наплевать, Эйала подумала в первую очередь о клановом святилище, местечке, укрытом излучиной реки и джунглями, в часе пешей ритуальной ходьбы от берега. «Они же сейчас почти без защиты!».
Поэтому она намерена идти защищать гнездовье?.. Ну, здравствуй, лишай на хвосте удачи, – молча решил Фарэй.
За эти дни он узнал Эйалу, и не видел смысла терять время на уговоры. Проще будет выбрать момент, схватить девчонку и бегом отнести в крепость. Эйала весила немногим больше ее любимых фламинго, и Люций уже прикинул, как прихватит ее, словно барашка, за руки-ноги и – себе на шею. Гнезда, птенцы, понятно, что это важно, так есть же при святилище свои стражи и жрецы, верно? А дочери лэри самое место – у лэри в охапке.
Быть может, у Фламинги хватило чутья понять его молчание; она ускорила шаг и на ходу бросила, что, мол, они пойдут не ритуальным, а коротким путем, и потом от святилища в замок вернуться будет намного быстрее.
Джунгли создавали им укрывающий фон, среди множества живности они были лишь еще двумя источниками тепла, то и дело терявшимися среди прочих, да еще в такую жару. Фарэй изворотливее Эйалы карабкался по деревьям и влёт перепрыгивал по сучьям, зато когда дошло до заболоченных, заросших травой и корнями промоин воды, тут уже она помогала ему, указывая надежные корневища и коротким жестом оберегая от опасных, с виду прочных сплетений травы.
Он запыхался, когда, наконец, они добрались до изгиба реки, создавшего здесь озерцо. Очень ровное и тихое, оно не вызывало доверия своим мелководьем.
Подозрение Фарэя подтвердила быстрая усмешка Эйалы. Она подвела его к сросшемуся шатру из древесных корней и указала на приставленные к сплетению длинные шесты-«ходули».
Вот уж на чем Леопарду не доводилось показывать класс, да и вообще трогать лапой!
С неизреченной печалью младший лорд Фарэй таращился на приспособление для своего посмешища, и на какой-то десяток секунд даже мысли о нападении Акул отступили гуськом по ту сторону предстоявшей пробежки на орясинах.
Эйала в это время продолжала оглядываться вокруг, среди высоких корней и перетропленой птицами и людьми травы.
Она прислушивалась к чему-то вне осознания Люция; он понимал, что сейчас идет интенсивная клановая телепатическая связь между Фламинго. Мужчины ушли защищать замок, сказала она рассеянно. Это было логично, по мнению Фарэя, но девушка выглядела и раздраженной, и встревоженной до испуга. «Они не должны были оставлять гнезда в эту пору, ты еще не понял, кот безмозглый?».
Все он понимал, – гнездом парней был их замок, и его они защищали, и Фарэй сам хотел бы поскорее доставить туда свою принцессу, под защиту гарнизона…
Но оказалось, что шепот предков она слышала яснее. Земля дрогнула под их ногами, донося сквозь себя глубокий стонущий гул. Эйала покачнулась, но не от содрогания земли; в ее лице исчезли все краски. Он поддержал ее, обнял.
Надо думать, им повезло, что они были сейчас не в замке. Он всмотрелся в ее глаза; зрачки Фламинги были с булавочную головку, точно она приняла неслабую дозу, а тело мелко дрожало адреналиновой дрожью. Леопард не выводил ее из изменёнки; сейчас происходившим управляла она, – он узнает потом и только то, что ему дадут узнать.
Резкий звук донесся сразу отовсюду, словно загомонили, заклекотали тысячи птиц на здоровенном приморском птичьем базаре. Люций едва сообразил поставить щиты, настолько оглушительно явной была иллюзия. Он удивленно посмотрел на Фламингу, ее логика от него ускользала. Эйала встретила его взгляд сосредоточенно и ясно, она уже вышла из медитации. Ее пальцы показали короткий знак-требование открыться для прямого телепатического соединения, более плотного и защищенного, чем просто мысленная .болтовня.
Доверие на закрытом уровне? Даже общий враг не всегда подталкивает к такому союзу. Фарэй дал ей увидеть, что он колеблется. Она была изумлена и он поймал нотку искренней обиды, – не доверяет, после того как… – но даже лучший секс не аналогичен доверию, тем более, для кота. На миге от возмущения Фламинга вдруг поняла, что он подшучивает, и все ее напряжение вытекло в беспомощно-тихом смехе.
В тот же миг, когда она была расслабленна почти так же, как в соитии с ним, Люций открыл мозг и сомкнул между ними двумя канал связи, используя как ключ миг смеха и релакса посреди захвативших их событий.
Связь экономила время и энергию. На то, чтобы рассказать, а более того – убедить в искренности, рассказчику и слушателю требуются много минут и слов.
Сейчас Люций увидел глазами Эйалы всё то, что показали ей птицы, и что так встревожило её – сильнее, чем судьба родного дома.
Судьба птиц. Тех самых, из священных гнезд. Чиарру и ее детей.
О, предки…
Фарэй принял полученное, как оно было дано, но ему пришлось запихать в самый дальний угол и на самое отдаленное время свои мысли о птичьих мозгах клана Фламинго.
Спасать какое-то клещами траченное гнездышко пичужек, до которых никому нет дела, пока враги сжигают и грабят твой дом? И этим, она хочет, чтобы он с нею занялся?
Люций нашел бы куда более приятную и не менее полезную трату времени, если уж они категорически не спешат воевать с Акулами.
Но тут же, с быстротой едва возникшего протеста, его глазам открылось то, что потребовала от птиц Эйала. Девушка оказалась не просто умненькой дочерью лэри, но ученицей птичьего шамана-пестуна, и ее связь со святилищем была почти очеловеченной.
Фламинго в панике разбегались и прятались от чужаков. Те вломились от моря, не щадя ни лес, ни животных. Они высадились на краю священного озера, – и вряд ли они знали, где тут что святыня, а что – кормовая грязь и мелкие рачки в болотном иле, – чужаки выбрали место потверже и посуше. А значит – достаточно далеко от всех гнёзд, и от Чиарру тоже.
Но они взяли скутеры, сети и отправились ловить птиц.
Там, где клан Фламинго бережно передвигался на ходулях, боясь потревожить матерей и птенцов, Акулы скользили над грязью на плоских досках скутеров. Им было плевать, что они до инфаркта пугают птиц, или что смертность и мутации после такого стресса могут оказаться необратимы.
«Нам надо укрыть Чиарру и ее птенцов», – твердость решения Эйалы обхватила все мысленные картины, и гвалт птичьего базара, и иллюзии, посланные ею на вторженцев, – стаи и тучи самых неожиданных птиц, нападающих в защиту своих мест.
«Троих птенцов и Чиарру».
Недоумение Фарэя было очевидно, – птичек тут были сотни и сотни, и спасать можно было всех, кто подвернется, да не очень-то стратегично. Разве что религиозно.
Ответный импульс Фламинги был похож на крепкое ругательство в сочетании с самой низкой оценкой кошачьего интеллекта.
Фламинго – не «птичка». Чиарру – тем менее, и ценнее ее, быть может, у клана нет ничего. Да хвала Предкам, что Акулы, похоже, знать не знают о ней!
Чиарру – феникс, как и ее дети.
Э... шта?..
Да не в том смысле, болван усатый! Не сказка и уж точно не бессмертие в огне. Часть фламинго, редчайшие из них, рождаются фениксами… И нет времени объяснять! Все дело в биохимии и том «птичьем молоке», каким они выкармливают птенцов-подростков. Капли такого «молока» идут бесценным товаром. Клан поднимется из любых руин, если сохранит своих фениксов.
...Какого ж джакуруна вы не берегли эту вашу Чиарру, как золотой ус? Тут должна быть армия, а не старикан-шаман, скончавшийся от апоплексии… Но болтать не о чем, как действуем? Под иллюзиями птичьего гогота хватаем фениксов, а потом?
..Фарэй воздержался от шуток вроде: «Держимся за хвосты священных птичек и улетаем в синие дали»… Он вычленял детали из мысленного сканирования, что показала Эйала, и прикидывал шансы разжиться глайдером десантников.
Пока двадцать или около того пацанов гоняют на скутерах за птичками – вопрос, зачем, если они не в курсе фениксов? – в машине, наверное, один-два Акулы…
«Сможешь послать кого-нибудь вроде колибри на разведку в глайдер? Сколько там осталось на охране?».
Кот, ты похоже, считаешь всех птиц за фламинго. У колибри и язык другой, и психика…
Если честно, то кот сильно хотел жрать, и обилие неприкосновенных птичьих окорочков вокруг было для него испытанием стойкости. Но и эту мыслишку Фарэй припрятал подальше, до лучших времен. В конце концов, пока его натаскивал в ученичестве старый аллигаторов хрен, Люций привык и к постам, и к соблазнам изобилия, не теряя здравого смысла. Утром он позавтракал вполне увесисто, дня на три хватит, даже без напряга…
И снова мысль-тень пощекотала воображение: и будут ли эти три дня?
Если принцесса врет, что очень возможно, то она просто хочет выручить любимую птичку с его помощью. Это лучший вариант.
Если же она не соврала – то выдала тайну клана чужаку?
Здравый леопардов смысл подсказывал, что правду говорят без опаски только смертникам.