Весна на Хайнеко иногда на диво походила на осенние дни Монте-Фьоре, редкие там, но оттого особенно дорогие – туманные, дождливые. Пока плыли в лодке, как раз накрапывало, пятнало пестринами бежевый плед на коленях, хотя что тут плыть-то – метров десять от конца мостков до причала. Да дольше стояли у него, раза в три дольше грузились в лодку, чем переплывали узкую полоску темно-серой озерной воды, тяжелой, кажется, как ртуть, почти без ряби. И всё-таки это – преграда, пусть преодолеть ее ничего не стоит даже вплавь, даже если ноги не работают, видимое проявление изоляции этого уединённого места от прочего-остального мира. Глушь в глуши, место для медитаций на планете умиротворения.
Название, правда, у этого дома такое… зловещее, прямолинейное не в духе изящных намёков здешней культуры, но зато сомнений никаких не оставляет в том, кто и зачем сюда приезжает. Сердце как-то ёкает от него, и этого, наверное, не скрыть даже звучавший в репликах иронией, переходящей в сарказм. Джеймс, вон, умнее …или храбрее – он не иронизирует, он тоже понял, но без экивоков сказал, для чего сюда посылают. Эх-х-х... тот случай, когда капитанская прямолинейность очевиднее и честнее оказалась, чем штурманское умение определять местоположение и курс до цели, – Неро пристыженно опустил голову, стягивая с ног ласково обнимавший, приятно-тяжёленький плед под шуршание камыша, оставшегося за спиной. 
Тихо же здесь… как же тихо. Как же хорошо. Неизвестно, как будет потом, может, взвоют с тоски по очереди или оба, но сейчас – хорошо. Спокойно. И страх, ворохнувшийся в сердце от имени перевозчика в царство мёртвых, улёгся, исчез, растаял в шорохе узких тростниковых листьев и нежном плеске мелких волн у крыльца, растворился, как несколько прядей тумана, что коснулись стекла на веранде.
– Джим, выведи коляску, – увидев её, родную и свою, там, в гостиной, попросил навигатор, сам удивляясь, насколько обыденно это прозвучало. Будто в тысячный раз говорилось именно этому человеку. Сопровождающая женщина (психиатр, конечно, которых тут, на Хайнеко, ващщще нет) взглянула одобрительно… или показалось, что в её бездонно-чёрных бетазоидских глазах блеснуло что-то эдакое, ободряющее, когда «Дини-сан» коснулся джойстика и мини-креслице на антигравах взмыло с лодочной банки?
Не больше месяца тут, она сказала? – слово зацепило строку в памяти, одну, другую… и будто вязь из тех же туманных завитков, нежных, изменчивых, тающих в воздухе, повисло стихотворение, вслух даже не прочитанное, Неро просто повторил его про себя, опустив ресницы:

Теплотою и влагой три весенние срока славны,
И чиста и прохладна та, что белой зовется, осень.
Когда росы застынут и кочующих туч не станет,
Когда небо высоко и бодрящий воздух прозрачен,
Как причудливо-странны воздымаются ввысь вершины,
Стоит только вглядеться – удивительно, неповторимо!
Хризантемой душистой просветляется темень леса.
Хвоей сосен зеленой, словно шапкой, накрыты горы.
Размышляю об этом целомудренном и прекрасном,
Чья открытая доблесть и под инеем нерушима,
И за винною чарой об отшельнике древнем думы:
Будет тысячелетье, как твоих мы держимся правил.
Но пока в моей жизни неразвернутые стремленья...
Чувства, чувства такие в «добрый месяц» меня тревожат.

Чувства и впрямь… норовили встревожить. И так-то неуютно было висеть в этом изящном седельце над крылечным настилом, незаметно ёжась от сырого ветра, а уж когда дом заговорил человеческим голосом… Ничего себе сказочка началась – Неро чуть не кувыркнулся в невольном сальто назад: из ничего соткалась фигура седобородого старца в хитоне – таком же сером, как дождевые облака над горами за домом.
– Che figa!* – не сдержался обычно весьма сдержанный в выражениях бывший штурман. – А можно не так буквально? Я понимаю, что Харон, мифы и прочее, но…
Пауза ещё не отвисла, а фигура старика дрогнула, пошла еле заметной рябью и начала искажаться, вернее – трансформироваться, отращивая рукава и хвосты. Тех и других оказалось в конце концов в изобилии – широких и пушистых. Кимоно белого девятихвостого лиса с человеческим, то есть фарфоровым лицом самурая c кукольной этажерки, тоже было жемчужно-серым.
– Да, так лучше, – выдохнул Неро с облегчением. – Спасибо, это именно то, что я хотел бы.

_________________________________________________
*Что за п*ц! (ит.)

[NIC]Неро Дини[/NIC] [STA]Где-то в далях туманных утопают людские селенья[/STA] [SGN] Подсолнечник вновь расцвел у северных окон.
Колосья уже созрели на южном поле.
Мне как же теперь не радоваться на это:
Уверен ли я, что будущий год наступит?[/SGN]

Отредактировано Доктор Штейнвальд (02-01-2021 16:52:47)

Недолго музыка играла… в смысле – симясен, цинь или лютня, недолго всё было мифологично, философично и благообразно. Оно и понятно: дедушка Фрейд что говорил? – «Иногда сны – это только сны». «Иногда»!.. И точно не в этот раз, – примериваясь к тому, как бы нетравматично перелезть в привычное-свое кресло с этого вёрткого-летучего, Неро умудрился вскинуть голову как раз в тот миг, когда хвосты роскошного кицуне …показали свою истинную суть, скрытую под шерстью. Опять не кувыркнуться получилось чудом, бывший старший штурман «Ётуна» всё-таки уродился на диво везучим парнем, выбить его даже из этого ненадёжного, хлипкого с виду седла удивлением – дохлый номер, так и запишите. Дини фыркнул, глянул на раскрывшийся за спиной голографического Харона роскошный веер уже обросших поблёскивающим длинным мехом хвостов, а потом на Джеймса – и сейчас одетого в парадную форму с иголочки.
– Вот так бы и пнул, – навигатор сообщил это пафосно разряженному капитану меланхолично и с изумительной простотой деревенского жителя, не знакомого ни с этикетом, ни с субординацией, – но нога же не поднимается.
Собственной незамутнённости, пожалуй, он удивился больше, чем внезапным тентаклям и явлению первоначального облика Харон-сана вместе взятым, но пожал плечом всего лишь – дескать, ну… бывает. Чрезвычайные обстоятельства требуют отчаянных… реакций.
Хотя если так подумать, – этим Неро, собственно, и занимался, пока перетаскивал собственное тело с одного сиденья на другое, чтобы не сосредотачиваться на обычных действиях и провести их на автомате, не подпуская к себе ощущение стыда за свою неуклюжесть, которую Гордон может заметить… не может не заметить, – если поразмыслить – это преображение хвостов в… хм, в другие концы, скажем так, тоже не выходило за рамки «архетипичненького». Во-первых, это самое, что под мехом, у многих народов обозначается эвфемизмом «хвост», а во-вторых, кицуне – ну так, между прочим – соблазнители и искусители, во всяком случае, те, что женского пола. Если же и мужского тоже – о-о-о! – штурман поёрзал, почти втираясь в закруглённую спинку кресла наконец-то на колёсах, и невольно засмотрелся лишнюю пару секунд на этот белоснежный пышный мех…
– Песец нам тогда обоим, – бормотнул он вслух, не глядя, привычным неосознанным жестом застегивая липучку ремня между стойками подлокотников. – Песец подкрался незаметно… – вот спасибо капитану Серяку за запас многозначительных и многозначных фразочек.
От того, что на безупречном фарфорово-бледном лице полу-лиса в кимоно характерно дёрнулись веко и уголок рта, Дини вздрогнул и торопливо отвёл глаза. Подмигивает ещё, сволочь хвостатая!
Другая хвостатая… неоднозначная личность терзала Гордона жалобами и угрожающим кошачьим контральто, судя по звукам из падда, так что, может, Джеймс и не слышал про песца. Может, он даже и уродливой эквилибристики компаньона на ближайшие дни не увидел, бывший навигатор очень, очень на это надеялся. Странно, но то, что за ним всё это время пристально наблюдала с мостков бетазоидка-психиатр, смущало гораздо меньше. Ей-то что... с ней не жить, она и не такое видела. Да и вообще врачей стесняться глупо, а вот друзей и... 
…как же важно вовремя прикусить язык, даже мысленно! – Неро качнулся ещё раз вперёд-назад, проверяя не спустили ли шины. Не, всё нормально, и сцепление с покрытием пола идеальное. Скользко не будет, хорошо.
– Сдать вулканцам на опыты… то есть на тест по этикету – это ты сурово, – с искренним уважением глянув снизу вверх на новоявленную выдру, штурман сперва тронул сенсор, разворачивая коляску, и лишь потом смахнул со скулы очень даже прохладную каплю. Точно такая же мазнула по тыльной стороне кисти, будто незримый невролог, проверяющий чувствительность. Однако не махнуть прощально в ответ милой черноглазой женщине – просто не по-человечески. – Плед в лодке, Джим, прихвати, пригодится.
Изящно выгнутое стекло стены раздвигалось само под шелест камыша, шорох начинавшегося дождя и… это правда звучало вкрадчивым шёпотом, или казалось только?..
Я поставил свой дом в самой гуще людских жилищ,
Но минует его стук повозок и топот коней.
Вы хотите узнать, отчего это может быть?
Вдаль умчишься душой, и земля отойдет сама.
– Скажи, ты тоже это слышишь, стихи, – спросил Дини осторожно, пересекая веранду и едва заметно хмурясь, – или это мой индивидуальный глюк?

[NIC]Неро Дини[/NIC] [STA]Где-то в далях туманных утопают людские селенья[/STA] [SGN] Подсолнечник вновь расцвел у северных окон.
Колосья уже созрели на южном поле.
Мне как же теперь не радоваться на это:
Уверен ли я, что будущий год наступит?[/SGN]

Коронный жест Пикара в Звёздном флоте знали все. И повторяли время от времени все, ну, в меру темперамента и артистичности, конечно. Вот Неро Дини сейчас, к примеру, никак не мог не, ибо превратить такое простое действие, как «прихватить аккуратно свёрнутый плед с лодочной банки» в цирковой, вернее, клоунский номер – это ж суметь надо! Однако мистеру Гордону это удалось – просто с блеском. Впрочем, и сам бывший штурман хорош – мог же спокойно ехать себе внутрь дома, и дверь стеклянная уже откатилась гостеприимно, знай себе заселяйся. Но ведь не-е-ет, остановился посмотреть, на что, и сам бы не сказал – то ли на берег, который, конечно, и не думал эдак романтично удаляться, то ли на искина-кицуне в черном кимоно с серебристым хаори, то ли на героический эквилибр Джима… очевидно, предполагая, что он будет, что ли?..
– Dio, ты хоть раз можешь не пытаться утопиться наедине со мной? Вот же дедов внук!..
Нет, наверное, это всё-таки не совсем ругательство… или совсем? – только на этой мысли старший навигатор официально погибшего «Ётуна» заткнулся и ошарашенно моргнул: первая фраза вылетела раньше, чем он успел её обдумать – невиданное дело! – и даже со второй было то же самое. Куда, спрашивается, девалось умение следить за языком, которым корианец вполне заслуженно гордился?
Это во-первых, а во-вторых… из какой, прости господи, ноосферы всплыло знание о том, что имя «Джеймс» у капитана Звёздного флота и вообще-то кармическая печать со времен легендарного Джеймса Тиберия, а уж для Гордона это осложняется втройне, ибо внук же Кирка. Этого, в отличие от стихов, никто не нашептывал, без голосов в голове обошлось, знание просто всплыло целиком, как ком водорослей со дна. Вместе с ложным (ну точно же ложным!) воспоминанием о том, что и познакомились они, собственно, при такой коллизии – Джим в воду упал, вот с того самого приснопамятного бетонного забора, фрагментом крепостной стены ограждающего Академию со стороны залива. Того самого забора, на котором вечно было написано, кто мудак, кто у кого плюс и сердечко, и который так же неизменно-ежедневно отдраивали те, кому за что-то влетало. Гордон же (идиот великовозрастный – предпоследний же курс!) с него слетел, вот аккурат с торца, который потом колючей проволокой увили, и правильно сделали. Камушком так, бульк – и сразу на дно. А Неро его спасал… тоже идиот, конечно, но хоть плавать умеющий.
Кстати...
– Ты плавать-то хоть научился, выдра? – без особой надежды спросил Дини, подавая кресло назад. – А то, знаешь ли... если нет, опасность отсюда не вернуться возрастает для обоих.
Выбором – развернуться или въехать под кров средьозёрного убежища задом – бывший штурман мучился недолго: время личных суеверий для него, кажется, миновало, а смотреть на то, как Гордона нежно промокают хвостом (…хвостиком, мохнатым тентаклем, хм!..) было, опредёленно, интереснее, чем разглядывать интерьер – пусть и впервые. На это уж точно будет ещё время, вот, скажем, когда...
– Если ты прямо сейчас скинешь мокрые шмотки и залезешь в очень горячую ванну, можешь даже не простудиться, – слава славе, разум Дини только временно отказал, на секунду, но вот уже и в полной боевой: – Тебе напомнить, что произойдёт, если инфекцию и я подхвачу? – спросил навигатор почти надменно.
Что поделать, это пока было как-то актуальнее стихов, всех на свете и самых шедевральных. Поэзия, лирика, ментальные воздействия или проблемы – подождут, никуда не денутся, за неделю опупеть от них можно будет, не то что вкусить, распробовать и насладиться.
– Можно мы с именем повременим? – сдержанно осведомился Неро сразу у обоих – у Джима и искина – поёжившись от сырости. Хорошо хоть от ветра силовое поле защищало. – Сперва базовые потребности удовлетворим, а потом уж…
Честным пирком да за свадебку, – договорилось в уме несусветное, совершенно, совершенно неуместное, и скулы Дини отвердели, чуть заметно покраснев.

– Куда это мы собрались? – спокойный голос Леонарда застал Джима ровно в тот момент, когда он готовился запустить импульсные и отстыковку безымянной яхты.
– Ну... полетать, – невинный взгляд Джима можно было на хлеб мазать вместо масла. – Недалеко.
– Хоть мне-то не заливай, – так же спокойно отбил Боунс, проходя внутрь капитанской яхты. – За кем собрался?
Парировать было нечем. Джим замялся, делая вид, что его тут нет, но ощутимый тычок – и хорошо, что не гипошприцом – привел его обратно в чувство.
– Куда собрался, спрашиваю?
– На Кору.
– ...ты с ума сошел. Кольца не забыл?
– Так... об этом никто не знал же.
– Ага. Никто, кроме всего экипажа. И искинов. И лично Дини!

– Шушпанчик двойственнен отражению своей рекурсивной проекции, – пробормотал окончательно сбитый с толку «лично Дини», надо думать, вместо очередного стихотворения Тао Юаньмина, въезжая-таки задним ходом в уютную гостиную, совмещенную со спальней, в тепло, идущее от очага с живым огнём, и уже там разворачивая коляску.
Самое смешное – в этом несбывшемся… бывшем Боунс ошибался – «лично Дини», умница-разумник, обо всём узнал последним, когда Гордон, сунул под нос... ай! – Неро затряс почти обожженной кистью – приложил, называется, ладонь к трубе, погреть. 
– А тебе только что читали стихи именно про депрессию? – с опозданием, но среагировал он всё-таки. – Странно, а мне вот наоборот – умиротворяющее такое.
Хотя я сам кого хочешь умиротворю – вот дожил, – хмыкнул про себя корианец, любуясь на то, как дождь за стеклом всё увереннее выпрядает свои серебряные нити. – Это что, типа, словил дзен сам - помоги товарищу? Может, нас потому так... сводят?
– Ты раздевайся, раздевайся, – совершенно обыденно поторопил Джеймса сосед на ближайшие несколько дней. – Харон, налей ванну, очень горячую.

[NIC]Неро Дини[/NIC] [STA]Где-то в далях туманных утопают людские селенья[/STA] [SGN] Подсолнечник вновь расцвел у северных окон.
Колосья уже созрели на южном поле.
Мне как же теперь не радоваться на это:
Уверен ли я, что будущий год наступит?[/SGN]

Отредактировано Эдвин МакБэйн (25-01-2021 14:52:59)