Весна на Хайнеко иногда на диво походила на осенние дни Монте-Фьоре, редкие там, но оттого особенно дорогие – туманные, дождливые. Пока плыли в лодке, как раз накрапывало, пятнало пестринами бежевый плед на коленях, хотя что тут плыть-то – метров десять от конца мостков до причала. Да дольше стояли у него, раза в три дольше грузились в лодку, чем переплывали узкую полоску темно-серой озерной воды, тяжелой, кажется, как ртуть, почти без ряби. И всё-таки это – преграда, пусть преодолеть ее ничего не стоит даже вплавь, даже если ноги не работают, видимое проявление изоляции этого уединённого места от прочего-остального мира. Глушь в глуши, место для медитаций на планете умиротворения.
Название, правда, у этого дома такое… зловещее, прямолинейное не в духе изящных намёков здешней культуры, но зато сомнений никаких не оставляет в том, кто и зачем сюда приезжает. Сердце как-то ёкает от него, и этого, наверное, не скрыть даже звучавший в репликах иронией, переходящей в сарказм. Джеймс, вон, умнее …или храбрее – он не иронизирует, он тоже понял, но без экивоков сказал, для чего сюда посылают. Эх-х-х... тот случай, когда капитанская прямолинейность очевиднее и честнее оказалась, чем штурманское умение определять местоположение и курс до цели, – Неро пристыженно опустил голову, стягивая с ног ласково обнимавший, приятно-тяжёленький плед под шуршание камыша, оставшегося за спиной. 
Тихо же здесь… как же тихо. Как же хорошо. Неизвестно, как будет потом, может, взвоют с тоски по очереди или оба, но сейчас – хорошо. Спокойно. И страх, ворохнувшийся в сердце от имени перевозчика в царство мёртвых, улёгся, исчез, растаял в шорохе узких тростниковых листьев и нежном плеске мелких волн у крыльца, растворился, как несколько прядей тумана, что коснулись стекла на веранде.
– Джим, выведи коляску, – увидев её, родную и свою, там, в гостиной, попросил навигатор, сам удивляясь, насколько обыденно это прозвучало. Будто в тысячный раз говорилось именно этому человеку. Сопровождающая женщина (психиатр, конечно, которых тут, на Хайнеко, ващщще нет) взглянула одобрительно… или показалось, что в её бездонно-чёрных бетазоидских глазах блеснуло что-то эдакое, ободряющее, когда «Дини-сан» коснулся джойстика и мини-креслице на антигравах взмыло с лодочной банки?
Не больше месяца тут, она сказала? – слово зацепило строку в памяти, одну, другую… и будто вязь из тех же туманных завитков, нежных, изменчивых, тающих в воздухе, повисло стихотворение, вслух даже не прочитанное, Неро просто повторил его про себя, опустив ресницы:

Теплотою и влагой три весенние срока славны,
И чиста и прохладна та, что белой зовется, осень.
Когда росы застынут и кочующих туч не станет,
Когда небо высоко и бодрящий воздух прозрачен,
Как причудливо-странны воздымаются ввысь вершины,
Стоит только вглядеться – удивительно, неповторимо!
Хризантемой душистой просветляется темень леса.
Хвоей сосен зеленой, словно шапкой, накрыты горы.
Размышляю об этом целомудренном и прекрасном,
Чья открытая доблесть и под инеем нерушима,
И за винною чарой об отшельнике древнем думы:
Будет тысячелетье, как твоих мы держимся правил.
Но пока в моей жизни неразвернутые стремленья...
Чувства, чувства такие в «добрый месяц» меня тревожат.

Чувства и впрямь… норовили встревожить. И так-то неуютно было висеть в этом изящном седельце над крылечным настилом, незаметно ёжась от сырого ветра, а уж когда дом заговорил человеческим голосом… Ничего себе сказочка началась – Неро чуть не кувыркнулся в невольном сальто назад: из ничего соткалась фигура седобородого старца в хитоне – таком же сером, как дождевые облака над горами за домом.
– Che figa!* – не сдержался обычно весьма сдержанный в выражениях бывший штурман. – А можно не так буквально? Я понимаю, что Харон, мифы и прочее, но…
Пауза ещё не отвисла, а фигура старика дрогнула, пошла еле заметной рябью и начала искажаться, вернее – трансформироваться, отращивая рукава и хвосты. Тех и других оказалось в конце концов в изобилии – широких и пушистых. Кимоно белого девятихвостого лиса с человеческим, то есть фарфоровым лицом самурая c кукольной этажерки, тоже было жемчужно-серым.
– Да, так лучше, – выдохнул Неро с облегчением. – Спасибо, это именно то, что я хотел бы.

_________________________________________________
*Что за п*ц! (ит.)

[NIC]Неро Дини[/NIC] [STA]Где-то в далях туманных утопают людские селенья[/STA] [SGN] Подсолнечник вновь расцвел у северных окон.
Колосья уже созрели на южном поле.
Мне как же теперь не радоваться на это:
Уверен ли я, что будущий год наступит?[/SGN]

Отредактировано Доктор Штейнвальд (02-01-2021 16:52:47)

Недолго музыка играла… в смысле – симясен, цинь или лютня, недолго всё было мифологично, философично и благообразно. Оно и понятно: дедушка Фрейд что говорил? – «Иногда сны – это только сны». «Иногда»!.. И точно не в этот раз, – примериваясь к тому, как бы нетравматично перелезть в привычное-свое кресло с этого вёрткого-летучего, Неро умудрился вскинуть голову как раз в тот миг, когда хвосты роскошного кицуне …показали свою истинную суть, скрытую под шерстью. Опять не кувыркнуться получилось чудом, бывший старший штурман «Ётуна» всё-таки уродился на диво везучим парнем, выбить его даже из этого ненадёжного, хлипкого с виду седла удивлением – дохлый номер, так и запишите. Дини фыркнул, глянул на раскрывшийся за спиной голографического Харона роскошный веер уже обросших поблёскивающим длинным мехом хвостов, а потом на Джеймса – и сейчас одетого в парадную форму с иголочки.
– Вот так бы и пнул, – навигатор сообщил это пафосно разряженному капитану меланхолично и с изумительной простотой деревенского жителя, не знакомого ни с этикетом, ни с субординацией, – но нога же не поднимается.
Собственной незамутнённости, пожалуй, он удивился больше, чем внезапным тентаклям и явлению первоначального облика Харон-сана вместе взятым, но пожал плечом всего лишь – дескать, ну… бывает. Чрезвычайные обстоятельства требуют отчаянных… реакций.
Хотя если так подумать, – этим Неро, собственно, и занимался, пока перетаскивал собственное тело с одного сиденья на другое, чтобы не сосредотачиваться на обычных действиях и провести их на автомате, не подпуская к себе ощущение стыда за свою неуклюжесть, которую Гордон может заметить… не может не заметить, – если поразмыслить – это преображение хвостов в… хм, в другие концы, скажем так, тоже не выходило за рамки «архетипичненького». Во-первых, это самое, что под мехом, у многих народов обозначается эвфемизмом «хвост», а во-вторых, кицуне – ну так, между прочим – соблазнители и искусители, во всяком случае, те, что женского пола. Если же и мужского тоже – о-о-о! – штурман поёрзал, почти втираясь в закруглённую спинку кресла наконец-то на колёсах, и невольно засмотрелся лишнюю пару секунд на этот белоснежный пышный мех…
– Песец нам тогда обоим, – бормотнул он вслух, не глядя, привычным неосознанным жестом застегивая липучку ремня между стойками подлокотников. – Песец подкрался незаметно… – вот спасибо капитану Серяку за запас многозначительных и многозначных фразочек.
От того, что на безупречном фарфорово-бледном лице полу-лиса в кимоно характерно дёрнулись веко и уголок рта, Дини вздрогнул и торопливо отвёл глаза. Подмигивает ещё, сволочь хвостатая!
Другая хвостатая… неоднозначная личность терзала Гордона жалобами и угрожающим кошачьим контральто, судя по звукам из падда, так что, может, Джеймс и не слышал про песца. Может, он даже и уродливой эквилибристики компаньона на ближайшие дни не увидел, бывший навигатор очень, очень на это надеялся. Странно, но то, что за ним всё это время пристально наблюдала с мостков бетазоидка-психиатр, смущало гораздо меньше. Ей-то что... с ней не жить, она и не такое видела. Да и вообще врачей стесняться глупо, а вот друзей и... 
…как же важно вовремя прикусить язык, даже мысленно! – Неро качнулся ещё раз вперёд-назад, проверяя не спустили ли шины. Не, всё нормально, и сцепление с покрытием пола идеальное. Скользко не будет, хорошо.
– Сдать вулканцам на опыты… то есть на тест по этикету – это ты сурово, – с искренним уважением глянув снизу вверх на новоявленную выдру, штурман сперва тронул сенсор, разворачивая коляску, и лишь потом смахнул со скулы очень даже прохладную каплю. Точно такая же мазнула по тыльной стороне кисти, будто незримый невролог, проверяющий чувствительность. Однако не махнуть прощально в ответ милой черноглазой женщине – просто не по-человечески. – Плед в лодке, Джим, прихвати, пригодится.
Изящно выгнутое стекло стены раздвигалось само под шелест камыша, шорох начинавшегося дождя и… это правда звучало вкрадчивым шёпотом, или казалось только?..
Я поставил свой дом в самой гуще людских жилищ,
Но минует его стук повозок и топот коней.
Вы хотите узнать, отчего это может быть?
Вдаль умчишься душой, и земля отойдет сама.
– Скажи, ты тоже это слышишь, стихи, – спросил Дини осторожно, пересекая веранду и едва заметно хмурясь, – или это мой индивидуальный глюк?

[NIC]Неро Дини[/NIC] [STA]Где-то в далях туманных утопают людские селенья[/STA] [SGN] Подсолнечник вновь расцвел у северных окон.
Колосья уже созрели на южном поле.
Мне как же теперь не радоваться на это:
Уверен ли я, что будущий год наступит?[/SGN]

Коронный жест Пикара в Звёздном флоте знали все. И повторяли время от времени все, ну, в меру темперамента и артистичности, конечно. Вот Неро Дини сейчас, к примеру, никак не мог не, ибо превратить такое простое действие, как «прихватить аккуратно свёрнутый плед с лодочной банки» в цирковой, вернее, клоунский номер – это ж суметь надо! Однако мистеру Гордону это удалось – просто с блеском. Впрочем, и сам бывший штурман хорош – мог же спокойно ехать себе внутрь дома, и дверь стеклянная уже откатилась гостеприимно, знай себе заселяйся. Но ведь не-е-ет, остановился посмотреть, на что, и сам бы не сказал – то ли на берег, который, конечно, и не думал эдак романтично удаляться, то ли на искина-кицуне в черном кимоно с серебристым хаори, то ли на героический эквилибр Джима… очевидно, предполагая, что он будет, что ли?..
– Dio, ты хоть раз можешь не пытаться утопиться наедине со мной? Вот же дедов внук!..
Нет, наверное, это всё-таки не совсем ругательство… или совсем? – только на этой мысли старший навигатор официально погибшего «Ётуна» заткнулся и ошарашенно моргнул: первая фраза вылетела раньше, чем он успел её обдумать – невиданное дело! – и даже со второй было то же самое. Куда, спрашивается, девалось умение следить за языком, которым корианец вполне заслуженно гордился?
Это во-первых, а во-вторых… из какой, прости господи, ноосферы всплыло знание о том, что имя «Джеймс» у капитана Звёздного флота и вообще-то кармическая печать со времен легендарного Джеймса Тиберия, а уж для Гордона это осложняется втройне, ибо внук же Кирка. Этого, в отличие от стихов, никто не нашептывал, без голосов в голове обошлось, знание просто всплыло целиком, как ком водорослей со дна. Вместе с ложным (ну точно же ложным!) воспоминанием о том, что и познакомились они, собственно, при такой коллизии – Джим в воду упал, вот с того самого приснопамятного бетонного забора, фрагментом крепостной стены ограждающего Академию со стороны залива. Того самого забора, на котором вечно было написано, кто мудак, кто у кого плюс и сердечко, и который так же неизменно-ежедневно отдраивали те, кому за что-то влетало. Гордон же (идиот великовозрастный – предпоследний же курс!) с него слетел, вот аккурат с торца, который потом колючей проволокой увили, и правильно сделали. Камушком так, бульк – и сразу на дно. А Неро его спасал… тоже идиот, конечно, но хоть плавать умеющий.
Кстати...
– Ты плавать-то хоть научился, выдра? – без особой надежды спросил Дини, подавая кресло назад. – А то, знаешь ли... если нет, опасность отсюда не вернуться возрастает для обоих.
Выбором – развернуться или въехать под кров средьозёрного убежища задом – бывший штурман мучился недолго: время личных суеверий для него, кажется, миновало, а смотреть на то, как Гордона нежно промокают хвостом (…хвостиком, мохнатым тентаклем, хм!..) было, опредёленно, интереснее, чем разглядывать интерьер – пусть и впервые. На это уж точно будет ещё время, вот, скажем, когда...
– Если ты прямо сейчас скинешь мокрые шмотки и залезешь в очень горячую ванну, можешь даже не простудиться, – слава славе, разум Дини только временно отказал, на секунду, но вот уже и в полной боевой: – Тебе напомнить, что произойдёт, если инфекцию и я подхвачу? – спросил навигатор почти надменно.
Что поделать, это пока было как-то актуальнее стихов, всех на свете и самых шедевральных. Поэзия, лирика, ментальные воздействия или проблемы – подождут, никуда не денутся, за неделю опупеть от них можно будет, не то что вкусить, распробовать и насладиться.
– Можно мы с именем повременим? – сдержанно осведомился Неро сразу у обоих – у Джима и искина – поёжившись от сырости. Хорошо хоть от ветра силовое поле защищало. – Сперва базовые потребности удовлетворим, а потом уж…
Честным пирком да за свадебку, – договорилось в уме несусветное, совершенно, совершенно неуместное, и скулы Дини отвердели, чуть заметно покраснев.

– Куда это мы собрались? – спокойный голос Леонарда застал Джима ровно в тот момент, когда он готовился запустить импульсные и отстыковку безымянной яхты.
– Ну... полетать, – невинный взгляд Джима можно было на хлеб мазать вместо масла. – Недалеко.
– Хоть мне-то не заливай, – так же спокойно отбил Боунс, проходя внутрь капитанской яхты. – За кем собрался?
Парировать было нечем. Джим замялся, делая вид, что его тут нет, но ощутимый тычок – и хорошо, что не гипошприцом – привел его обратно в чувство.
– Куда собрался, спрашиваю?
– На Кору.
– ...ты с ума сошел. Кольца не забыл?
– Так... об этом никто не знал же.
– Ага. Никто, кроме всего экипажа. И искинов. И лично Дини!

– Шушпанчик двойственнен отражению своей рекурсивной проекции, – пробормотал окончательно сбитый с толку «лично Дини», надо думать, вместо очередного стихотворения Тао Юаньмина, въезжая-таки задним ходом в уютную гостиную, совмещенную со спальней, в тепло, идущее от очага с живым огнём, и уже там разворачивая коляску.
Самое смешное – в этом несбывшемся… бывшем Боунс ошибался – «лично Дини», умница-разумник, обо всём узнал последним, когда Гордон, сунул под нос... ай! – Неро затряс почти обожженной кистью – приложил, называется, ладонь к трубе, погреть. 
– А тебе только что читали стихи именно про депрессию? – с опозданием, но среагировал он всё-таки. – Странно, а мне вот наоборот – умиротворяющее такое.
Хотя я сам кого хочешь умиротворю – вот дожил, – хмыкнул про себя корианец, любуясь на то, как дождь за стеклом всё увереннее выпрядает свои серебряные нити. – Это что, типа, словил дзен сам - помоги товарищу? Может, нас потому так... сводят?
– Ты раздевайся, раздевайся, – совершенно обыденно поторопил Джеймса сосед на ближайшие несколько дней. – Харон, налей ванну, очень горячую.

[NIC]Неро Дини[/NIC] [STA]Где-то в далях туманных утопают людские селенья[/STA] [SGN] Подсолнечник вновь расцвел у северных окон.
Колосья уже созрели на южном поле.
Мне как же теперь не радоваться на это:
Уверен ли я, что будущий год наступит?[/SGN]

Отредактировано Эдвин МакБэйн (25-01-2021 14:52:59)

– Думаешь, от тебя спасаться придётся? – бровь Дини поднялась с вулканской выразительностью. – Или тебе от моего занудства? Я бы предпочёл мирное сосуществование всё же. А раз ты выдра, не чучундрой же мне называться и оставаться? – Неро мягко хмыкнул, сгибая-разгибая всё-таки не обожжённые, вовремя отдёрнутые от камино-жаровни пальцы. – Значит, будем держаться за лапки.
Он не добавил (кролик же вежливый и деликатный!) «а не как я тебя тогда – поперёк широкой груди, когда ты с забора камушком на дно – бульк!». Или не только из вежливости не добавил, а ещё и потому что… ну не было же этого всего, не-бы-ло. Нельзя помнить, как кого-то в юности выволакивал из моря, если с человеком познакомился буквально на днях. Даже если это воспоминание до того правдоподобно, что снова сковывающая тяжесть насквозь промокшей одежды на плечах реальнее этого хитромордого голографического кицунэ. Кажется, сейчас соленая вода из носа потечёт, вот, уже захлюпало, и платка, конечно, нет, а салфетки… – надо бы оглянуться, но будто в ответ прямо у лица оказался лисий хвост – эдакой пуховкой большого диаметра. И вот не думай теперь, что там под невинным таким мехом скрывается!.. Почти отшатнувшись, бывший навигатор резковато развернул коляску, коровья шкура (или её имитация хорошего качества) под колесами заелозила по гладкому полу, собралась в геологические такие складки с заломами, которые поди-ка переедь. Захотелось зашипеть сквозь зубы, и Джеймс тоже захлебнулся кашлем…
…совсем как тогда, уже на светлой плитке, которой была вымощена недо-набережная за парком Академии. Да что ж такое! 
– В общем, если что, по сельской местности топать будешь ты, – к счастью, та влага, что пришлось сморгнуть, не была солёной, иначе бы ело глаза, – а я уж выступлю в роли груза, – бывший штурман снова хмыкнул и добавил уже ехидно: – против ты, или нет.      
А вот теперь, швыркнув носом, можно с чистой совестью хвост кицуний от лица и отвести – царственным таким жестом, ещё и вид сделать надменный – что это вы мне, как младенцу, сопли утирать собрались. Конечно, типа, каждый страдающий человеческий индивид – суть дитё малое, но не настолько же?
– Ну её, депрессию, –  спокойно согласился Неро уже вслух, – лучше уж умиротворяться, тем более я китайскую поэзию нежно люблю, – он повёл плечами, с которых бесследно исчезла ледяная волглая тяжесть, и добавил философски, вновь рассматривая лицо Гордона: –  Еда, выспаться и потрахаться – это хорошо, кто спорит. Но пока хотя бы ванна, – взгляд остановился на таких знакомо-зелёных глазах капитана… не его капитана! – и стал слегка лукавым: – В ванной именно просто так сидеть неинтересно, душно и вообще… Думаешь, мы в одну ванну поместимся? Триллы не дураки, но я согласен даже на пресную воду без электрофореза.
Харон, который, по закону жанра, улыбался всё заметнее, времени зря не терял, и в момент, когда джимово внимание ослабло, вытесненное удивлением, сделал поистине коварную подсечку, вскидывая немаленького и неслабенького мужчину на плечо играючи, как кукольник – buratino из сосновых щепок. Картина, достойная любой комедии, ей-богу, и хвосты из-под кимоно так веером – фыррр! – все девять... Ах, нет, восемь, один Гордона придерживал на ходу… или на весу?
– Не зови другого грузом, да? Сам в него и...
Как хорошо, что каким-то чудом удалось сдержаться и не заржать в голос! Да-да, вот прямо подражание стихам Татибана Акэми – «Как хорошо…», очень в духе здешних мест. Однако, катясь следом за шествующим с ношей девятихвостым-лисом в серебристом хаори, бормотал Неро не их, оглядываясь по сторонам, а кое-что, больше походивший на комментарий к обстановке:       
– Вся усадьба составит десять му или больше немногим,
Дом, соломою крытый, восемь-девять покоев вместит.
…меньше даже – просторных комнат было не больше пяти, хотя дом выглядел громадным. Просто располагались они эдакой диагональной змейкой, а остальную площадь занимали ну очень просторные веранды, открытые и застеклённые. Кажется, предупредительный лис включил дополнительный обогрев, корианцу стало свободнее на уровне ощущений – исчез этот липкий ознобный холодок дождливого дня в предгорьях, Дини даже плечи расслабил, не заметив того сам.   
– Во дворе, как и в доме, ни пылинки от внешнего мира, – негромко и одобрительно продекламировал он, оглядывая по дороге гостиную. – Пустота моих комнат бережёт тишину и покой.
Ива с вязом в соседстве тень за домом на крышу бросают,
Слива с персиком рядом вход в мой дом закрывают листвой, – неслышно шепнуло что-то, словно не желая, чтобы смолкали пленительные стихи.

[NIC]Неро Дини[/NIC] [STA]Где-то в далях туманных утопают людские селенья[/STA] [SGN] Подсолнечник вновь расцвел у северных окон.
Колосья уже созрели на южном поле.
Мне как же теперь не радоваться на это:
Уверен ли я, что будущий год наступит?[/SGN]

Отредактировано Эдвин МакБэйн (25-03-2021 16:49:17)