Час Быка, два часа ночи… − Ламберто Мауро взглянул на дисплей электронных часов на пульте, − Вот не зря всё-таки именно так называли в древности наиболее томительное для человека время незадолго до рассвета, когда властвуют демоны зла и смерти.
Вдумчивый, не слишком-то похожий на каноничного итальянца Ламберто был человеком насчитанным, и еще в юности узнал о том, что монголы Центральной Азии определяли так: «Час Быка кончается, когда лошади укладываются перед утром на землю», удивился этому и, конечно, запомнил. Никаких лошадей, ясное дело, поблизости не было, да и не нужны они были оперативному дежурному, чтобы определить: рассвет уже близко. Мрачная, тягучая, сумрачная тяжесть давила ощутимо… особенно на веки, которые так и норовили опуститься. Наверное, в этом случае и говорят: «хоть спички в глаза вставляй»… но спичек у Ламберто не было, поскольку строгая маменька в юности запрещала ему курить, а сейчас место родительницы занимала юная и очаровательно-строгая женушка.
Вместе с синьором Мауро утопал в сонной тишине весь штаб спасателей. Официально они считались служащими местной авиакомпании, но здесь их звали еще и «ангелами-хранителями», и это тот самый редкий случай, когда образное сравнение — преувеличение лишь в самой малой степени. Подобно ангелам, они тоже появляются с неба, правда, не в белых одеждах, а в красных комбинезонах, и не под сладкие звуки молитв, а под стрекот лопастей вертолета. Но зато они способны совершать без всяких натяжек чудеса. Достают людей из таких глубоких трещин ледника, которые и представить-то можно только в кошмарном сне. Снимают горе-альпинистов с таких участков горных стен, восхождение на которые даже очень опытный горновосходитель и в тихую погоду сочтет нелегким делом, а уж в метель, при сбивающем с ног ледяном ветре — просто немыслимым. «Альфа-12» — таковы радиопозывные команды спасателей, в которой все, включая и пилотов, и медиков — асы горных склонов, знающие секреты того, как можно вопреки всем нормам здравомыслия рисковать, когда речь идет о спасении жизни человека.
Как раз эти позывные и раздались сейчас в динамиках наушников, заставив Ламберто выпрямиться в кресле:
− Говорит Генриетта Эстер. Горный район. Один «трёхсотый», мужчина, европеец, лет… тридцать на вид… − раздалось в динамиках следом.
Мауро поморщился – если немного отойти от городка, сразу можно услышать ласковую мелодию альпийских предгорий — журчание ручьев, стрекот кузнечиков. Горные пейзажи под этот аккомпанемент предстают олицетворением покоя и гармонии. Кажется, здесь, в этом заповеднике чистых красок и прозрачного воздуха, пронизанного солнечным светом, останавливается само неумолимое во всех других местах на Земле время. Но вот пройдено еще несколько десятков метров по тропинке, и взгляду открывается кладбище Монте-Верди. Не по себе читать надписи на обелисках о том, что такой-то погиб в горах в 30 лет, а другой — в 26, а эти трое, лежащие рядом, сорвались, идя в одной связке. Тем более, когда оглянешься вокруг и увидишь, что подобные надписи повторяются и повторяются...
− Понял вас, − отозвался Ламберто в микрофон наушника, − Помощь идет, ждите! – сказал он девушке, (почему-то казалось, что, несмотря на манеру речи, это именно юная девушка), и отключился, одновременно врубая внутреннюю связь в караульном помещении. − Ребята, подъем! Очередной сумасшедший альпинист. Северо-западное направление, на север от парка. Если неспешным пешочком – за полчаса дойти. По тропе свернуть вправо, до пригорка со сломанной осиной.
− Господи, что ж их ночью-то в горы несёт? – пробасил, вбегая на пост, встрепанный со сна Бруно Иелк, таможенник на ближнем перевале по основному своему месту службы и командир спасателей. − Ну вот где у людей мозг?
Бруно имеет право ворчать – в его списке личных альпинистских достижений два восхождения на гималайские восьмитысячники, не считая прочих знаменитых гор. вообще самой большой опасностью в горах спасатели считают человеческую глупость. Это когда, например, лезут в горы солидные немцы, как правило, полные, и по лестнице-то поднимающиеся с одышкой, в обыкновенных туфлях или другой совершенно немыслимой, якобы спортивной обуви, чуть ли не в тапочках. Да еще и экономят на инструкторе, полагая, что сэкономленные таким образом франки потом лучше всего потратить на пиво.
− Ладно, не гунди, − поддел товарища влетевший следом невысокий белобрысый крепыш, и подмигнул Ламберто. − «Жаворонка»-то поднимать?
Обычно, стоит поступить тревожному сигналу, и небольшой, красный, с белой полосой вдоль борта вертолет, названный его создателями-французами «жаворонком», начинает облет домов членов команды, так что уже через полчаса все в сборе.
− Да ну брось, Гюнтер, − отмахнулся дежурный, − Какой «Жаворонок»? Десять минут ходьбы. Дальше, говорят, найдёмся… Там девчонка с ним какая-то.
Неизвестному покуда пострадавшему судьба отвесила невиданную преференцию: на спасательном пункте в нынешнюю ночную смену дежурили «все звезды». Бруно немногословен, суров, а его товарищ Гюнтер Бинер, напротив, — веселый и общительный. Такие разные на первый взгляд, они словно специально сведены судьбой для того, чтобы доказать, что все так называемые характерные признаки, по которым якобы можно угадывать личность человека, — не более чем затертые стереотипы, сущая чепуха по сравнению с тем, сколько можно узнать о классном профессионале, если видеть его в деле.
Вот и еще одна неразлучная парочка явилась, − улыбнулся Ламберто Уго Пуччи и маячившему за его спиной Энцо Сантини – этот-то, ни минуты не теряя, уже хватал стоявший наготове контейнер – бригада медиков стандартно оснащена специальными укладками, состоящими из лекарственных средств как для оказания неотложной помощи, так и для проведения интенсивной терапии (антибиотики широкого спектра действия, наркотические анальгетики, местные анестетики, коллоидные и кристаллоидные растворы).
− Так чего стоим-то? – ртутно-быстрый Энцо ткнул в бок замешкавшегося, по его мнению, коллегу. − Статистику напомнить? При оказании помощи в течение первых девяти минут процент выживаемости пострадавших – девяносто, а если возиться вдвое дольше – только пятнадцать.
Но никто, конечно, не возился, Гюнтер уже подхватил носилки, Бруно – аппарат для искусственной вентиляции легких, Уго – кислородный баллон и запасной контейнер, так что слово «пятнадцать» вся сплочённая команда записных ангелов услышала уже на вольном воздухе, еще темно-сером, предрассветном, приглушающем яркость красных комбинезонов.
По улице до окраины деревни шли быстро, по-волчьи, молча, в парке тоже хватало освещения, а на выходе из паркового массива, как раз при повороте направо, Бруно включил мощный фонарь. Очень скоро его широкий голубоватый луч (не раз, ой, не раз принимаемый любителями непознанного за похищающий бедных туристов луч НЛО) выхватил сломанную осину.
− От осинки не жди апельсинки, − озабоченно пробормотал разговорчивый Уго. − Ходу, девять минут на исходе.