Он уже почти привык просыпаться от боли. Она отличный будильник, от которого не избавишься, просто нажав кнопку, швырнув приборчик в стенку или зарывшись в подушку. Но на этот раз чересчур верная постельная спутница преподнесла нечто новое: мучительно тянуло, выворачивая, не поясницу, а правое плечо. В полной тьме – и откуда она взялась только? – он попробовал осторожно ощупать больное место. Кончики пальцев обнаружили странное: от ключицы начиналась пластина непонятного материала, на ощупь похожего и на резину, и на материю редкого переплетения. Повязка плотно охватывала плечо, руку до запястья и часть груди.
Что за хрень? – неприятно изумился он, - Чем это меня? Кто? Где? И… стоп! Кого это, чёрт возьми, «меня»?! – мысль с разбега ухнула в тёмную пустоту. И сколько он ни пытал свою память, она молчала со стойкостью партизана. «Я» имело место. Но ни имени, ни возраста, ни прошлого у него не находилось. Мужчина (спасибо, хоть это про себя он помнил) осторожно, с кряхтением сел, соображая, что темнота заметно проредилась. И не потому, что глаза привыкали, нет. Объективно стало светлее. Причём свет помаленьку прибавлялся сам. Обстановка… обстановка вызвала ещё большее изумление. Откуда-то он знал, что в жизни своей такого не видел. Номер – не номер, палата – не палата, но два койкоместа присутствуют.
Когда он, не подумав, встал, чтобы посмотреть на второе из них за ширмой, то чуть не рухнул от изумления. Он помнил – вот это уж точно! – что стоять не может. А ходить – и мечтать нечего. Тем не менее вполне уверенно стоял, и ноги не подкашивались, и шаги получались похожими на шаги, а не на оборванные попытки падения… Однако… 
Где он, было неясно. Зачем – непонятно. Что делать – неизвестно. 
В помещении совсем рассвело. Он опасливо, по стеночке, обходил камеру-бокс-номер. По пути попалась панель, отразившая беспамятного жильца в полный рост. Немалый, кстати, рост. так строен и так хорошо сложен, что не раз, борясь с другом, побеждал этого гиганта... Так, момент! – спохватился забывчивый наш герой, бомбардируя вопросами очухавшуюся слегка память. - Какой гигант?! Какой друг?! Как звать-величать?! Имя-звание-явки-пароли-адреса?! 
Но память подвела снова: как ей ни кричали «стоять-бояться!», святое имечко товарища на ум так и не пришло. Ладно… - решил пострадавший от амнезии, - Рассмотрим более подробно собственную личность, - и он уставился в зеркальную поверхность панели. Лицо его, с проницательным взглядом, прямым носом, как у Брута, носило неуловимый отпечаток властности и приветливости. Чёрные, ниспадающие пряди, взгляд тёмных глаз с настоявшейся печалью. В дурные часы – а именно этот час случился теперь – всё светлое, что было в нём, потухло, и его блестящие черты скрылись, словно окутанные глубоким мраком.
Такой же мрак покрывал прошлое. Человек отошёл от зеркала, ещё наблюдая за собой. Гордая, величавая поступь, за тысячу лье выдающая в нем врожденное благородство и высокое происхождение.
- Ну, месье, - обратился он к своему отражению на чистом французском, - и фига ли Вы тут делаете?